Вельскуд это знал и даже какое-то время думал, что это правильно. Но у него самого не было настолько всепоглощающей идеи, и мир, окружавший его, он всё же ценил, а потому не мог так просто взять и разрушить всё то, что с любовью создавалось тысячелетиями.
— Он хочет, чтобы я добыл самоцвет, который бьётся в груди древнего чудовища? — незнакомый ранее ужас пронзил Вельскуда от макушки до пяток.
Ужас от осознания того, насколько мало значит его или чья-либо другая жизнь для того, о ком они сейчас говорили, но чьё имя опасались называть, причём оба. И Вельскуд знал, что у господина есть силы для того, чтобы добиться от подчинённых желаемого. Сам он не ринется в пасть дракону, несмотря на всю свою силу. Он слишком хорошо знает, что такое встреча с древним драконом. Говорят, от одной такой встречи он едва оправился. Но полно, правда ли это?
— Каким образом я это сделаю?
— Господин уверен, что вы сумеете это придумать, если и не сами, то с помощью верных людей, готовых для вас на всё. Ведь у вас есть верные люди? — посетитель слегка помедлил, словно ожидал от Вельскуда определённой реакции.
Но её не было. Лицо Вельскуда было холодно и непроницаемо и не выражало ничего, даже вежливого внимания. Посланник продолжил уже с меньшим пафосом. Теперь его тон можно было назвать даже дружелюбным или доверительным.
Он слегка наклонился вперёд:
— Он просит вас не рисковать без особой надобности своей жизнью. Ваша жизнь очень большая ценность для него. Но только ваша жизнь. О других жертвах он не печётся. Вы можете использовать любые средства, лишь бы была достигнута цель. Господин должен получить самоцвет. Он много и тяжело искал, пока наконец не нашёл носителя достаточно сильного самоцвета. Дракон просыпается благодаря ему, потому что иначе самоцвет не добыть. И господин хотел бы, чтобы его усилия не пропали даром вследствие невежественного или неумелого исполнения, или же из-за отсутствия верности и достаточной отваги.
— Господину всё равно, погибнут люди или нет, — иронично констатировал Вельскуд.
— Великие цели требуют великих жертв. Что значат несколько сотен смертей перед счастливой вечностью, к которой стремится он и могучим усилием ведёт нас. Мы должны ценить его усилия. В конце концов, соратники будут вознаграждены…
–…а противников ждёт вечная мука, — продолжил Вельскуд знакомые слова гимна.
Так и не дождавшись ни «да», ни «нет», посетитель вынужден был удалиться. При этом оба собеседника понимали, что выбора у Вельскуда нет.
***
Долго сидел Вельскуд, глядя в камин, не видя пламени, снова и снова обращаясь к разговору. В памяти сами собой всплывали картины его жизни, вызванные посещением. То были приветы из прошлого, о которых он надеялся забыть.
Они не оставили ему выбора?
Стоило закрыть глаза и видения, мутные и белёсые, проступали. Каждое следующее возникало само по себе без ощутимых усилий и желания, имело какой-то смысл, продиктованный сюжетом. Но смысл этот ускользал. А возможно, подсознание, пытавшееся защититься от неприятного и болезненного, намеренно скрывало его.
Он видел огромный зал. Отец всегда любил большие залы. Но, возможно, это не зал был огромен, а он сам слишком мал и незначителен? Но почему же тогда материнская комната, представлявшая собой всё, что он знал о мире тёплого и доброго, была мала, уютна и солнечна? Может быть потому, что она освещала комнату своим присутствием; стены отражали её голос, а вещи впитывали его вместе с неповторимым запахом. И потом, позже, делились тем, что накопили, с удручённым мальчиком, пришедшим выплакать своё маленькое, незначительное, детское горе. Ведь сочувствия больше не было нигде. Отказывало даже проклятое непослушное тело: заставляло ковылять ноги и бессильно висеть руки, хотя напряжения сильного и не было — всего-то одолеть сорок ступеней.
Вельскуд яростно затряс головой, пытаясь отогнать видения. Внезапно показалось, что виновны в них едва тлевшие угли. Он вскочил, отыскал кувшин, в котором на дне оставалось немного воды, и резко выплеснул в камин. Угли зашипели. Огонь съёжился и погас. Живительное тепло превратилось в мглу и смрад, и в этот миг, словно по волшебству, все мысли покинули голову. Наступила тишина, абсолютная тишина.
Постояв немного, Вельскуд занялся уборкой камина. Вычистил и выскреб его так, как будто вычищал свою память. Неторопливо заправил камин новой растопкой, поджёг. Присев рядом, подождал пока маленький слабенький язычок, неторопливо облизывавший поленья, подрастёт и окрепнет. Встал, вглядываясь в пляшущее пламя, силясь вспомнить что-то важное, и в следующую же секунду бросал это бесплодное и бессмысленное занятие. Пламя вспыхнуло, затягивая его внимание в свои сети. Страхи и переживания прошлого отошли в сторону сами собой, когда огонёк, трепетавший в камине, качнулся ему навстречу, словно распахиваясь, как два огромных золотых крыла…
Мелькнуло воспоминание о подарке, сделанном не так давно…
Или всё же есть выбор?
Внезапно Вельскуд почувствовал, что озяб. Огонёк в камине горел ровно и спокойно, и фантастические тени плясали по стенам, сплетаясь и расплетаясь в танце, пируя на отражениях его мыслей, его воспоминаний. Обнаружив себя едва не свалившимся в камин, он отодвинул кресло дальше и тут же вновь замёрз нестерпимо. Отыскал плащ, попытался укутаться в него, забраться в кресло с ногами, но сам он был слишком велик. Кресло не вмещало большое тело. Пришлось снова опустить ноги на пол. Они оледенели и словно пропали. Он их не чувствовал.
Заснул под утро. Герант не объявился.
========== Ад и Рай ==========
«Знал ли кто-нибудь, что носил в своём сердце этот несносный, часто невежливый, раздражительный, честный до зубовного скрежета человек? Сомневаюсь».
Кассия «Мысли в шкатулке»
«Вельскуд был хорошим и надёжным товарищем, но совершенно несносным человеком».
Из книги: «Земля Богини — край её снов» Автор: Лианна, эльфийский стратег.
Утро пришло с солнцем. Солнечный свет слепил и настырно лез в глаза. Всё тело затекло от неудобной позы, в которой накануне Вельскуда сморил сон. Сквозь неприятную мутную дрёму, сопровождавшую тяжёлое пробуждение, пробился громкий настойчивый стук. Казалось, если он тотчас же не прекратится, то вынесет мозг. В висках ломило. Чертыхнувшись, Вельскуд разлепил веки, глянул вокруг — стук не прекращался, напротив, настойчивый посетитель громогласно пригрозил вынести дверь, если ему тут же не откроют.
Услышав голос, который звал его по имени, Вельскуд сорвался с кресла; едва не налетев на дверной наличник, подбежал и рывком распахнул дверь.
— Откуда ты взялся? — голос Вельскуда хрипел и не желал слушаться.
— Доброе утро! — жизнерадостно ответил Герант.
Вопрос не в тему совсем его не задел, а может быть, просто не был услышан. Вытянув шею, Герант с любопытством окинул быстрым взглядом внутренность дома за спиной друга:
— Гостей принимаешь? Спишь, что ли?
— Что я, по-твоему, должен делать? — недовольно буркнул Вельскуд, посторонившись, пропустил гостя в дом.
— Судя по твоей решительности в прошлую нашу встречу, я думал, что ты дневать и ночевать будешь в казармах. И войско загоняешь до смерти ещё до того, как ему придётся принять бой, — рассмеялся Герант, словно не замечая неудовольствия друга.
Вместе с Герантом в пустой и тёмный дом проникло солнце и свежий воздух. Они заставили пылинки плясать в солнечном свете. Комнаты вдруг заискрились. Мебель закряхтела, скидывая с себя годы и годы, проведённые в тени и забвении, когда бо́льшая часть её не использовалась вовсе. Стеклянные шкафы с ровными рядами книг, золотое тиснение на их корешках, тяжёлые подсвечники с застывшими в них скелетами свечей — откликнулись чередой солнечных зайчиков, пущенных внезапно по старинной обивке кресел и старым гравюрам на стенах.