Констебль кивнула и набрала номер на ее мобильном. Сотрудник в штатском показал видеокассету. «Норвич идентифицировал отснятый материал и передал нам копию записи с камеры видеонаблюдения Fairmile», — объявил он. — Но качество ужасное. Камера была настроена неправильно, и на пленке сплошные ореолы и блики. Они работают над расширенной версией, но мы увидим ее не раньше завтрашнего дня».
— Я боялся, что это может быть так, — пробормотал Госс Лиз. Он указал ей на один из стульев с парусиновой спинкой и взял один для себя.
«Можем ли мы взглянуть на то, что у нас есть?» — сказал Уиттен, опускаясь на третий стул. Он достал пачку сигарет и зажигалку, а потом, вспомнив, что пепельниц нет, раздраженно вернул их в карман.
Офицер в штатском кивнул. Как он и сказал, записи с камер видеонаблюдения практически невозможно было смотреть. Однако временной код мерцал ярко и четко. «У нас в основном есть два всплеска движения между четырьмя и пятью утра», — сказал он. — Это первое.
Две дрожащие белые линии нацарапали черноту, когда в парк въехала машина, медленно выехала из кадра и погасила фары, вернув экран в черноту.
— Судя по расстоянию между фарой и задними фонарями, мы полагаем, что это какой-то грузовик, вероятно, довольно длинный и, вероятно, не имеющий отношения к нашему делу. Как видите, эта последовательность имеет временной код 04:05. В 04:23 все становится немного интереснее. Смотри."
Въехала вторая машина. На этот раз, однако, не было маневра обратной парковки. Вместо этого автомобиль, который был явно короче предыдущего — почти наверняка это был грузовик, — развернулся на три точки, остановился и погасил огни в центре парковки. Как и раньше, экран снова стал черным.
— Теперь ждем, — сказал офицер.
Они так и сделали. Примерно через три минуты более низкое, меньшее транспортное средство — седан, как догадалась Лиз, — внезапно включило фары, на большой скорости дало задний ход из своего положения на левом краю стоянки, обогнуло припаркованный грузовик или фургон и исчезло. из передних ворот. Прошло больше времени — по крайней мере, еще пять минут, а затем, несколько медленнее, грузовик последовал за ним.
«И так до пяти утра. Так что, учитывая, что патологоанатом дал нам четыре тридцать как время смерти, плюс-минус пятнадцать в любом случае…»
— Можешь показать нам еще раз? — спросил Уиттен. «Ускорение фрагментов, где ничего не происходит».
Они посмотрели его снова.
«Ну, за лучшую операторскую работу он точно не получит никаких «Оскаров», — сказал Уиттен. Он протер глаза. — Что ты об этом читаешь, Стив?
Госс нахмурился. «Я бы сказал, что первое транспортное средство, которое мы увидели, было обычным коммерческим грузовиком. Это второй, который я хотел бы видеть больше. Он не паркуется, поэтому, очевидно, ожидает довольно резкого движения…»
Ненавязчиво Лиз достала свой ноутбук из переносной сумки. Было несколько вопросов, которые она отправила по электронной почте в Отдел расследований Темз-Хаус, и, если повезет, ответы могли бы прийти. Войдя в систему, она увидела два сообщения с номерами вместо имен отправителей.
Лиз узнала в них коды отправителей Расследований. Сообщения расшифровывались пару минут, но они были короткими и по делу. Им удалось найти только одного гражданина Великобритании по имени Фарадж Мансур, шестидесятипятилетнего табачника на пенсии, живущего в Саутгемптоне. Представитель Пакистана подтвердил, что Фарадж Мансур больше не работает в автомастерской Sher Babar на Кабулской дороге за пределами Пешавара. Он уехал шестью неделями ранее, не оставив адреса для пересылки. Его нынешнее местонахождение было неизвестно.
Выключив свой ноутбук и убрав его в футляр, Лиз уставилась на написанный от руки плакат на стене, рекламирующий производство HMS Pinafore компанией Brancaster Players. Как сказал Уиттен, в холле было ужасно холодно, и от него исходил суровый институциональный запах всех подобных зданий. Плотно натянув на себя пальто, Лиз позволила своему разуму блуждать по бессвязной массе незавершенных дел, которые до сих пор выбрасывал случай. Вскоре она начала размышлять на тему бронебойных боеприпасов калибра 7,62 мм.
17
Фарадж Мансур проснулся, думая, что он все еще в море. Он мог слышать грохот волн, чувствовать засасывающее течение, когда « Сюзанна Ханке » вздыбилась вверх по склону следующего пика, чтобы рухнуть в впадину. А потом шум и море как будто отступили, отступили за окном — маленьким деревянным окошко, обрамлявшим стально-серое небо, — и он понял, что волны были где-то далеко, таща за собой каменный берег, и что он сам лежала в постели, не шевелясь, полностью одетая.
С этим осознанием пришло знание того, где он был, и сюрреалистические воспоминания о приземлении на пляже и нападении в туалете кафе. Он пересмотрел нападение, прокрутил его в уме, как фильм, кадр за кадром, и пришел к выводу, что вина за то, как все повернулось, в конечном счете лежит на нем самом. Он слишком эффектно сыграл роль забитого мигранта и не смог учесть чистую продажную глупость британца. С того момента, как он позволил ему приблизиться, исход был неизбежен.
Фараджа не слишком беспокоил тот факт, что он лишил жизни другого человека, и он с холодным бесстрастием осмотрел разбитый череп Гюнтера, прежде чем решил, что второй выстрел не нужен и что пора отправляться в путь. Но убийство привлекло бы внимание к местности, а это было плохо. Британские полицейские не были дураками, они бы рассчитали, что стрельба была чем-то из ряда вон выходящим. И они предпримут необходимые шаги.
Похлопав по карману брюк, Фарадж успокоил себя, что подобрал с пола стреляную гильзу. На мгновение он поднес его к носу и почувствовал запах порохового остатка. Он тщательно выбирал свое оружие. Попадание в цель было поверженным, в бронежилете или без него. Когда дело доходит до момента, мрачно размышлял он, ему вполне могут понадобиться несколько секунд, чтобы купить его.