Пол посмотрел на висевший на стене бюллетень. Цены оптовых поставщиков, календарь с эмблемой винодельческой компании, графики работы поваров, мутная, присланная по факсу фотография обозревателя «Нью-Йорк таймс»… И старый снимок Роба и Пола, на фоне «Ред хаус»: двое молодых людей, довольных и гордых собой, в нагрудниках, с ножами в руках, строят гримасы в камеру. В «Ред хаус» повара ели после работы! Все двенадцать столиков постоянно были заняты! Самое популярное местечко в городе…
Теперь все иначе, подумалось ему. Повернувшись к Мишель, он попросил сигарету, закурил, глубоко затянулся и откинулся на спинку стула.
— Я знаю, где он будет завтра. Пусть кто-нибудь подменит тебя до девяти. Мы его найдем.
Ежегодная рождественская вечеринка Хичкока была в разгаре в «Галереях Терджесон» в Челси. Целый этаж промышленного помещения освободили ради такого случая. В центре красовалась громадная буква X, вырезанная из ледяной глыбы и присланная «Таверн он зе Грин»; она медленно таяла, стекала в поддон с молотым льдом и водорослями. Позади нее два парня, наряженных устрицами, из бара «Сентрал ойстер», примчавшихся в последнюю минуту, после позднего звонка, изобиловавшего косвенными угрозами и посулами, вскрывали ракушки моллюсков, устриц и морских ежей, подарок от небывало расщедрившейся компании по торговле морепродуктами. Повара из множества нью-йоркских ресторанов изо всех сил пытались угодить вечно голодным завсегдатаям вечеринок, раскладывая затейливые крошечные порции гарниров по бумажным тарелкам, украшая их пакетиками с соусом, миниатюрными кучками порезанных овощей и трюфельными палочками, а шефы нервно курсировали по кухне, в своих лучших расшитых нарядах, притворяясь, будто им невероятно весело. Одна компания-поставщик оделила Хичкока башнями-близнецами пропитанного арманьяком и фаршированного фуа-гра чернослива, различными паштетами, галантинами и колбасами, и повар старательно разогревал коржи feuille de brie, начиненные утиными rillettes.
Роб Холланд, одетый Санта-Клаусом (без парика и бороды), позировал фотографам с хихикающими девицами из персонала Хичкока и их матерями. Он был пьян, и пахло от него, как от старухи.
— А ты чего хочешь, малютка? — пробормотал он на ушко очередной раскрасневшейся крошке из службы маркетинга, возбужденно ерзавшей у него на коленях. Господи, да она же ножки раздвинула прямо у него на бедре и трется о красную штанину, а мамочка, идущая розовыми пятнами, все это фотографирует! Так, пора завязывать, подумал Роб. Еда на халяву — отлично. Заказана в последнюю минуту, разумеется. Прислали то, что осталось после всяких приемов, зуб даю. И что с того? Надрался «Викингом» или чем там еще (что пил-то?) — и ладно, почему нет? Отстой, конечно, но это бизнес, который мы выбрали. И он из тех, кого стремятся всячески ублажить. Впрочем, Роб понятия не имел, чем в итоге все обернется, каковы будут неизбежные последствия. Он согласился прийти сюда, когда деспотический Хичкок не так давно заглянул в «Сен-Жермен» на ужин. Возвышаясь с улыбкой над столом после ужина, стараясь польстить Хичкоку ради его спутников (двух будущих жертв, без сомнения), Роб оказался застигнут врасплох, слишком перепугался, слишком опешил, чтобы просто ответить «нет» и для внятности врезать пару раз этому типу по яйцам. К собственному изумлению, он сказал, что будет рад сыграть Санту на ежегодной рождественской вечеринке Хичкока. Правда-правда.
Потребовалось полбутылки водки, чтобы оторваться от зеркала в ванной, где он отражался в костюме Санты: рыхлая шапка с белым помпоном, красная куртка на размер больше нужного, пушистый белый воротник, красные штаны и черные башмаки из искусственной кожи, из какой детям кроят наряды на Хэллоуин. Вот так, думал Роб, пока место на его коленях занимала дородная заместительница редактора, а стая подруг кидалась ее фотографировать. Казалось, пауза между нажатием кнопки и ослепительной вспышкой затянулась навсегда. Роб уже был пьян. Перед глазами плавали и роились пятна, и сосредоточиться на том, что происходит в помещении, было еще труднее. Другие повара наверняка хихикали в рукав над его мучениями. Господи Боже, пожалуйста, пусть это прекратится, взмолился он. Где мой гребаный Санта-Клаус? Кто спасет мой бедный ресторан? Как я могу остановить это позорное скатывание к поражению, краху, крушению всех надежд, это падение до самого низа? Насколько низко я могу пасть? Роб представил себя рекламирующим чеснокодавилки «Ронко» на открытиях супермаркетов, восхваляющим новомодные грили «ни грамма жира», улыбающимся с постеров торговых сетей. Нет. Хуже уже просто быть не может.