Выбрать главу

Истории были наподобие вот этой, о вечере Рождественского Чуда, когда был спасен ресторан. Когда они, всей командой, задержались, чтобы допить остатки всех роскошных вин со столика своего нежданного благодетеля и поздравить себя с удачей.

Несколько дней или несколько недель спустя Роб снова вернется. И снова будет делать это. Будет готовить.

Готовить как ангел.

Комментарии

Система «D»

Я писал этот очерк вскоре после того, как вышла моя книга «О еде: строго конфиденциально. Записки из кулинарного подполья» и при этом остро чувствовал ностальгию по своим поварам и кухне. Я все еще чувствовал себя панком, ощущал вину за то, что не работаю больше поваром, что занимаюсь чем-то таким легким — просто пишу или говорю о самом себе, и мне еще за это платят. Думаю, этот очерк как раз отражает мою тоску по покинутой кухне. Оставив ежедневную будничную работу в «Ле Аль», я чувствовал себя предателем, а, превознося своих старых друзей, прежнюю жизнь, а также и не самые красивые стороны этой жизни, вновь и вновь возвращался к ним в мыслях, ища себе прощения. Не повар может не понять, что, описывая, как отжимают полусырой стейк или нарезают ножку прямо под жаровней, я вовсе не раскрывал тайны и не был шокирован этой информацией. Я вспоминаю все эти несообразности с теплотой и нежностью. И потому мне грустно перечитывать этот очерк. Тоска по тому, к чему, как я даже в то время уже подозревал, никогда не вернусь, вкупе с растущим осознанием того, насколько трудным и глубоким был тот переломный момент, заставляет меня чувствовать себя на миллион лет и человеческих жизней старше человека, который писал этот очерк.

Творцы зла

Проклятье, я был в ярости! Это сплошная ругательская тирада. Я плевался, как безумный, только что вытерпев четырехчасовой полет в экономклассе «Американ эрлайнз», где сидел между двумя гигантскими представителями рода человеческого. С одной стороны женщина пропорций Джаббы Хатта буквально наплыла на половину моего сиденья, вытеснив меня на самый краешек, и пришлось упереться на спинку переднего кресла. Я не мог спать. Я не мог расслабиться. Я не мог ничего, кроме как тихо сатанеть. Ни она, ни стюардессы не желали признать мое бедственное положение. На всем протяжении полета я пытался обрести спокойствие духа, фокусируясь на переговорном устройстве, вмонтированном напротив, в которое постоянно утыкался лицом, и представляя, что произошло бы, если бы я обернул шнур вокруг шеи и, упав в очередной раз вперед всем весом тела, закончил бы свою жизнь. С этой мыслью я и летел.

Я всегда считал лицемерными требования уважения и признания к выбору «альтернативного образа жизни» человека, раскормившего себя до веса в пятьсот фунтов, когда помощь требуется даже для того, чтобы встать с кровати. И в неспокойные времена, когда писался этот очерк, казалось особенно «неправильным» быть столь беззастенчиво огромным, при том что в любой момент могла возникнуть необходимость по тревоге покинуть здание или быстро пробиться к выходу.

Параллель между тяжелой формой ожирения и нехваткой патриотизма была, признаюсь, несколько натянутой. Но только что в Хьюстоне я (вместе с Эриком Шлоссером) участвовал в прениях с двумя профессиональными апологетами индустрии фаст-фуда (не больше не меньше как на встрече с Ассоциацией операторов объединенных сетей общественного питания), и когда оказалось, что статистика и здравый смысл не в состоянии никого убедить, аргумент из разряда «Вы, ублюдки, мешаете бороться против террора» сработал точно как удар в пах.

Воздается по делам

Я использовал этот переполненный тестостероном тон, обращаясь в дальнейшем к начальному классу в Кулинарном институте Америки. Я думаю, он отражает мое нарастающее ощущение профессиональной «сдутости» после ухода со старой работы в «Ле Аль». Думаю, это сверхкомпенсация вроде той, когда стареющий панк, волнующийся по поводу члена, неожиданно и внезапно покупает слишком быстрый для него спортивный автомобиль. Очерк был написан для британского журнала, я размышлял о Гордоне Рамси, так раздражавшем прессу тем, что он «груб» и превосходен. Я знал, какое у него взаимопонимание с поварами, поскольку недавно видел, как они вместе остаются дружески пообщаться после закрытия ресторана. И когда некоторые журналисты заявили, как они «потрясены» его сквернословием и «жесткой» работой с персоналом, это показалось верхом несправедливости по отношению к нему, проистекающей из неосведомленности, для всякого, кто знает Гордона как отличного парня и профи.