— Куська, Куська… поди… дура.
Мать рычала, у ней дрожала челюсть, щенок прижимался к ней и тоже рычал.
Хозяин кричал:
— Поди, стерва!
Мать выползала и лизала хозяину ноги.
Щенку было скучно одному. Правда, он мог до отвала упиваться молоком. Его от обжорства даже тошнило, и спал он в самом теплом и нежном месте у матери. Но ему было скучно. Мать с рассветом уходила в отару, ночью хозяин привязывал ее на цепь.
Щенок искал веселья. Он подходил к лошади и лаял на нее. Потом он мчался к петуху. Петух стоял на одной ноге, опустив на глаза белые веки, и молчал. Щенок целился ухватить его за хвост, но петух оборачивался и клевал в голову. Обиженно скуля, щенок уходил.
Ночью он бродил с матерью по двору. Мать, лязгая проволокою, все время прислушивалась и ходила, ходила.
Ночью вдруг стало светло как днем, только все было красным. Так днем не бывает.
Сарай шипел. Красное, живое билось в нем.
Из дома выбежал хозяин, весь в белом. Он кричал:
— Подожгли… спасите… люди!
Он прыгал возле сарая, бросая в него из ведра воду. Набежало много людей. Они кинулись на сарай и били его топорами. Потом во двор притащили человека и начали бить и его.
Утром сарая не было. Черные, обугленные бревна валялись по двору.
Хозяин подошел к матери с лопатой. Мать хотела бежать, но цепь держала ее.
— Так ты добро стережешь! — вопил хозяин и бил ее лопатой, как били того человека.
Щенок, когда хозяин ушел, подкрался к матери, ткнул носом. Она была холодная и твердая. Он теребил ее за ухо, визжал, но мать не хотела вставать. Хозяин позвал его. В руках он держал ножницы для стрижки овец. Щенок подбежал, лег к ногам и захныкал. Хозяин, захватив его морду рукой, обрезал ножницами хвост и уши.
— Злее будешь, — усмехнулся хозяин.
Щенок кувыркался по земле и визжал от ужасной боли.
Щенка посадили на цепь, уши и хвост его затянуло синей коростой. Он забирался в самый угол конуры и, боясь всего, дрожал. Хозяин, наклонясь над конурой, расстроенно бормотал:
— Как бы не испортился пес. Учить надо.
Учить его он приходил дважды в день. Садясь перед конурой на табуретке, он толкал щенка в бок палкой и шипел:
— Возьми, возьми!
Щенок плакал и визжал. И, когда боль становилась уже нестерпимой, он бросался на палку и грыз. Хозяин дергал к себе палку.
Приносили мясо. Хозяин привязывал его к веревке и начинал бить им щенка, пока тот, осатанев от голода и злобы, не вгрызался. Хозяин радостно бормотал: «У, варвар!..» — И эта кличка утвердилась за щенком.
Он подрос. Хозяин не прекращал учебы. Иногда он заманивал к себе во двор бездомную собаку; закрыв калитку, спускал Варвара с цепи, а сам, забравшись на крыльцо, наслаждался зрелищем собачьего боя. Варвар при виде человека приходил в бешенство. Он ожидал боли, издевательств; давясь, он бросался и падал навзничь и грыз цепь, и на железных звеньях оставались следы костяной муки от его зубов.
Щенок вырос в огромного угрюмого пса. Губы его были оттопырены двумя смертоносными клыками.
Люди, заглядывая ему в глаза, отворачивались и говорили:
— И впрямь, варвар! В хозяина зверь.
Однажды к хозяину охотники привезли живого волка с перебитой ногой.
В воскресенье хозяин пригласил к себе гостей. На крыльцо были выставлены венские стулья.
Работник спустил Варвара с цепи, потом открыл дверцы сарая, где сидел волк, и, схватив вилы, бросился к крыльцу, чтоб оградить гостей.
Колченогий волк, болтая перебитой лапой, вышел из сарая. Облепленный навозом, тощий, хромой, он был жалок, если бы не голова его на могучей шее. Волк, вытянув вдоль брюха хвост, закружил по двору. Он прижался к забору, в тень, и замер. Он, не мигая, глядел на людей, и в глазах его не было тоски.
Варвар шел на волка, опустив морду к земле.
— Возьми, возьми его… — выли с крыльца и махали руками.
Варвар приблизился к волку, остановился. Звери глядели друг на друга, не шевелясь.
Они сцепились — волк и собака. Они катались по двору. Кто-то из гостей сбежал с крыльца и стал бить по катающемуся клубку палкой.
На крыльце воодушевленно кричали.
Варвар уполз от мертвого волка в свою конуру.
Пьяный гость подошел к конуре с рюмкой в руках. Хихикая и качаясь, он сунул в конуру рюмку.
Отчаянный вопль огласил двор. Размахивая рукой, гость бежал к крыльцу и требовал, чтобы собаку убили.
— Убить нельзя, — сказал хозяин. — Пес службу несет, а поучить могу.
И избил пса плетью.
Хозяин за последнее время на ночь уже не привязывал Варвара к проволоке, а спускал его.
Варвар бродил по двору, огромный, понурый, и когда он слышал ликующие собачьи вопли, в груди его начинала клокотать тоска, но он не мог лаять, как все собаки. Он глядел на луну, и клыки его обнажались.