Посуда Грызлова не продавалась. Она стояла на полках в сельсовете, в райкоме партии, как в музее.
Грызлов заперся у себя в хате — думать над будущей темой произведения.
К концу дня, когда начинало смеркаться, во двор к Грызлову приходил секретарь правления колхоза Перко. Усевшись на бревна, осторожно расставив ноги, Перко тихо играл на гармони печальные, длинные вальсы. Перко ходил сюда, как на службу, зная, что Грызлов любит музыку, а музыка помогает человеку думать.
Грызлов работал. Он готовил для будущего произведения глину. Пудра — грубый порошок, если сравнить ее с размолотой глиной. Сплавы редкостных металлов не так сложны по своим химическим составам, как это глиняное тесто. Непотревоженная сдобная смесь лежала больше года под мокрыми рогожами, вызревая. И Грызлов каждый день месил, нежно массировал глину, чтобы придать ей эластичность, гибкость, упругость живого тела. Он отрывался от работы только для того, чтобы торопливо и равнодушно закусить.
Но самого главного еще не было. Не было мысли, которая своей стремительной силой создала бы из этого сдобного глиняного теста дивную форму. Грызлов мучился и искал. Но сосредоточенности не было. Мысли его двоились.
Виновником этого душевного раскола, скажем прямо, являлась Елена Ильинишна Кутузова — руководительница колхоза. Женщина миловидная, подвижная, но с грубым голосом и непреклонным характером, хотя губы у нее были нежные, пухлые и немного вздернутые, а на шее — родинка, похожая на изюминку.
Колхозники звали свою председательницу «Ильинишной».
Имя это звучало ласково и почтительно.
Одевалась Елена Ильинишна в ватную куртку и носила юфтовые сапоги. Для передвижения имела верховую лошадь, с которой обращалась строго, по-мужски.
Елена Ильинишна во время страды не слезала с седла по суткам.
Оставаясь ночевать в поле, она залезала в фургон к трактористам и, если было прохладно, ложилась на нары и спала, свернувшись калачиком, рядом с каким-нибудь парнем. И тот вовсе не дивился, увидев утром, что рядом с ним всю ночь спала женщина. И даже ребята, у которых сны были такие, что. после они ходили словно очумелые, не позволяли себе не только сказать что-нибудь скверное, но даже подумать. И уж если что разрешали себе, так это накрыть Елену Ильинишну своим пиджаком, потому что утра были холодные, с туманом.
Иногда Елена Ильинишна неузнаваемо преображалась. Она приходила в клуб в шелковом платье, в узеньких туфельках на высоких каблуках, надушенная. Волосы ее, поспешно завитые, слегка пахли паленым.
В приподнятом настроении она танцевала со всеми без разбору, писала смешливые записочки, когда играли в почту, краснела от комплиментов.
Вечер кончался, все выходили на улицу, возбужденные, радостные, продолжая балагурить и ухаживать. Елена Ильинишна внезапно становилась задумчивой и, отказавшись от провожатых, уходила и появлялась снова в старой одежде, с заботливой морщинкой у переносицы, обследовала хозяйство и так отчитывала человека, от комплиментов которого час тому назад краснела, словно влюбленная, что тот сразу становился серьезным.
Елена Ильинишна безбоязненно руководила хозяйством колхоза.
Колхоз был передовым, он выполнял все планы. Но колхоз занимался также производством художественных гончарных изделий. Елена Ильинишна как руководительница отвечала за все, — значит, и за искусство.
Нужно изучить, как рождается чудесное семечко, которое потом превращается в растение, чтобы с самого первозачатка жизни вмешиваться и влиять на него, как это делал Мичурин, выращивая волшебные плоды.
Елена Ильинишна изучала гончарное искусство и много времени уделяла гончарам.
Но гончары, как и все люди, занимающиеся искусством, были очень самолюбивы и нервны.
Всякий раз, заходя в мастерскую Грызлова, Елена Ильинишна робела, на щеках ее появлялся румянец, и она, такая самостоятельная, со свободными и сильными движениями, здесь конфузилась, не зная, куда девать руки. Застенчиво улыбаясь, стараясь не смотреть в глаза Грызлову, взяв в руки макитру, она нежно держала ее, словно младенца, и умиленно начинала лепетать пискливым, не свойственным ей голосом.
Грызлов тоже почему-то смущался. Однажды, взяв вазочку, он случайно дотронулся до руки Елены Ильинишны, вздрогнул и уронил вазочку, — она разбилась. Елена Ильинишна, присев, собирала осколки, и, когда Грызлов взглянул ей в глаза, он увидел в них такое скорбное выражение, что в нем все внутри заныло.
И часто потом, глядя в лицо Елены Ильинишны, когда она выступала на собраниях, он искал снова это выражение и не находил его.