— Не получается у меня, товарищ командир, с «языком». Подход потерял. Уж я, знаете, и ватничком приклад обвернул, чтоб поаккуратнее вышло. А вот как нагнулся к часовому, так оказалось — каска у него вместе с башкой в плечи въехала. Рука тяжелая стала. Как вспомню ту девочку, так вот — конец, заходится душа Ну вот, и пришлось забраковать.
И Тихонов сокрушенно развел своими большими руками.
— Подождите, — сердито перебил его командир. — Вам же было задание «языка» добыть. А вы тут о девочке какой-то…
Тихонов переступил с ноги на ногу и сипло объяснил:
— Я же вам уже докладывал. Она совсем дите, а они надругались до смерти. Она еще дышала, когда я в сарай зашел.
И вдруг, выпрямившись, Тихонов решительно заявил:
— Так что, товарищ командир, для добычи «языка» я человек испорченный. Как увижу немца, хочу себя в руки взять, осторожнее как-нибудь обойтись. Не выходит. Второй мне сегодня на рассвете попался. И, кажется, ничего себе, упитанный. Наощупь, видать, из оберов. Сцапал я его тихо, подержал только для того, чтобы шуму не поднял. И пока оглянулся по сторонам, не нарушил ли спокойствие, разжал руки… А он уже никуда не годится.
— Значит, не выполнили задание?
Тихонов вытянулся, насколько позволяла ему низкая бревенчатая кровля блиндажа, тяжело задышал и снова скорбно произнес:
— Товарищ командир, да что же я могу сделать? Наклонился я к ней, к малютке. Думаю, унесу ее, может, еще выживет. А она, деточка, думала, что я тоже… Вцепилась в мою руку зубками, да так и отошла, пока я ее, значит, нес.
Задохнувшись, Тихонов не мог продолжать. Со стен блиндажа мерно капала вода.
— Ну что ж, идите, — сказал командир.
Тихонов поколебался, потом, неловко повернувшись в узком проходе, вышел. Но через минуту он снова появился.
— Товарищ командир, — сказал он извиняющимся голосом, — я вам забыл доложить. Одного я принес все-таки.
— Ну, где же он? Ведите сюда, — обрадовался командир.
Тихонов потупился, потом нерешительно произнес:
— Он сейчас у доктора находится. Я его прямо к нему доставил. Если очнется, вполне сойдет.
Командир сел на нары и, пристально глядя на разведчика, спросил:
— Ну что же мне теперь с вами делать, товарищ Тихонов? Придется вас снова в стрелковую роту отправить.
Лицо Тихонова расплылось в широкую добродушную улыбку. Сделав шаг к командиру, он с воодушевлением заявил:
— Правильное решение будет, товарищ командир. Там я успокоюсь маленько. — И тихо добавил: — И если я какому гаду лишнюю шишку набью, меня за это никто винить не станет. Там развернуться человеку есть где. Потом, если прикажете, снова в разведку вернусь. А сейчас не могу. Не будет у меня аккуратности в работе. Сердце горит… — и Тихонов затеребил у себя на груди ватник, которым он так предусмотрительно сегодня обвертывал приклад винтовки. — Разрешите идти? — спросил Тихонов.
— Идите, — сказал командир и, взяв телефонную трубку, стал вызывать санбат в надежде на то, что «язык», доставленный Тихоновым, еще на что-нибудь сгодится.
1941
Воинское счастье
Вот взгляните! Теперь можете представить себе полную картину.
Картина была такая: огромная ель; желтый ствол облит длинными светлыми слезами еще не засохшей смолы; дерево иссечено осколками, длинные борозды топорщатся щепой; обтрепанная вершина; на пернатых ветвях висит что-то темное, бесформенное.
Мой собеседник продолжал:
— Вы в сторонку отойдите. Теперь виднее. Вон гнездо Чекарькова. В развилке. Я ведь уже докладывал. Сначала Чекарьков в гнезде сидел и вел наблюдение. Немцы заметили, огонь открыли, но попасть сразу не могли, стали рикошетными бить. Это когда снаряды прямо в воздухе рвутся. Слезть с дерева, конечно, просто. Стесняться немца тут не приходится. Но Чекарьков гордый, у него престиж. Вот он вместо себя на дерево — чучело. Немцы потом еще двое суток били. Всё насквозь изрубили. Другой, конечно, и в этом удовольствие бы получил, только не Чекарьков, у него самолюбие особенное. Он снова на дерево полез, к которому немцы уже привыкли, и глядел оттуда сверху, будто матрос на мачте…
Нет, немцы больше не стреляли. Что они, глупые? На дереве кто? Покойник! Кто же на покойника снаряды тратить будет? Неделю с этого дерева Чекарьков наблюдение вел. Закачивало его, конечно, сильно. Особенно если ветер. На здоровье даже подействовало. Похудел.
Недавно вот тоже Чекарьков комический номер устроил.