Командный пункт перебазировался. Штабной броневик с заиндевевшей антенной стоял в воронке, оставшейся после тонной авиабомбы. Водитель броневика Кузовкин спросил Катю:
— Ну что, сильно соскучилась обо мне?
— Ужасно, — сказала Катя, — просто жить без тебя не могу.
Катя подошла к костру и, сняв варежки, протянула к огню руки. На костре стояло ведро с маслом. Оглядываясь через плечо, Катя спросила Кузовкина:
— Это ты для меня масло греешь?
— Ну да, как же.
— Васечка, докажи, что любишь.
Катя взялась за ручку ведра, с мольбой глядя на Кузовкина. Кузовкин бросился к ведру. Катя угрожающе произнесла:
— Вот только попробуй, я так завизжу, — и пошла к танку.
Вылив масло, возвращая пустое ведро Кузовкину, она сказала:
— Спасибо, Васечка. Теперь еще полбаночки антифриза, и всё в порядке.
— Ну уж знаешь, — тараща глаза, сказал Кузовкин.
Подошел лейтенант и приказал:
— Товарищ Петлюк, езжайте на заправку, потом отдыхайте. Я поеду на броневике.
— Машина уже заправлена, — доложила Катя.
Лейтенант поколебался:
— Ну, что ж, тогда поехали.
Катя ногами вперед влезла в люк и, не спуская взгляда с расстроенного Кузовкина, стоящего с пустым ведром, показала ему язык.
Лейтенант спросил, — голос его, искаженный в переговорном устройстве, звучал надтреснуто и глухо:
— Хороший парень Кузовкин?
— Да, — сказала Катя.
— Это он отдал вам свою заправку? Хороший мужик, — повторил лейтенант.
Катя ничего не ответила. Ей стало обидно и снова холодно. Неужели он только и может сказать, что Кузовкин хороший, а о ней ничего — после четырнадцати часов работы на холоде, под огнем? Неужели он не понимает, что она выпросила заправку для того, чтобы только быть с ним, что у ней отморожено лицо, руки? И она спросила:
— Вам не холодно, товарищ лейтенант?
— Нет. А вам?
— Я очень замерзла, — сказала Катя громко и вызывающе.
Лейтенант ничего не ответил. Внезапно танк сильно тряхнуло. Снаряд разорвался метрах в двадцати с левого борта. Катя резко развернула танк влево. Второй снаряд стукнул как раз в том направлении, где они находились несколько мгновений тому назад.
— Молодец, — сказал лейтенант.
«Знаю», — подумала Катя и ехидно спросила:
— Как себя чувствуете, товарищ лейтенант?
— Давайте, давайте.
Танковое сражение развернулось по обеим сторонам дороги. Оно длилось уже несколько часов. Машины сближались медленно, прячась, маневрируя, используя каждую складку земли. Можно было видеть, как, открыв беглый огонь, танк, буквально как пехотинец, делал перебежки от одного до другого рубежа. Можно было видеть, как танк, выбрав себе танк, вступал с ним в дуэльное единоборство или как группа танков, сговорившись, вдруг на бешеной скорости отсекала две-три вражеские машины и потом, зажав в клещи, расстреливала их.
По всей огромной площади боя била наша и вражеская артиллерий. Вставали из земли черные столбы с огненными подножиями разрывов. С неба свешивались нестерпимо белые осветительные ракеты. Но над всем этим властвовало монотонное и могущественное гудение, словно в степи работала гигантская, еще невиданная машина. Это гудели моторы танков и моторы самолетов, сопровождавших танки.
Только здесь, на поле боя, стало понятно, что связная «Т-60» — совсем крохотная машина и ее могут легко раздавить, как черепашку, огромные, тяжелые боевые танки. Но «шестидесяти» бойко маневрировала среди разрывов, подкатывала к командирским машинам, правда, каждый раз становясь под защиту их брони, передавала приказы, брала приказы. Несколько рейсов она проделала к подбитому «КВ» и доставляла ему снаряды, захватила с «тридцатьчетверки» раненого стрелка-радиста, на обратном пути отвезла ремонтников к подбитому «КВ». А когда одна наша машина загорелась, «шестидесятка» стала впереди горящего танка и открыла такой отчаянный огонь из своей пушки, что немцы вынуждены были перебросить сюда сразу две машины на помощь автоматчикам.
Немецкие «пантеры», освещаемые горящей машиной, внезапно выскочили из темноты и, попав под перекрестный огонь наших орудий, тоже загорелись. «Шестидесятка» долго крутилась между железными кострами рвущихся машин, преследуя разбегающиеся экипажи немецких танков.
Думала Катя в эти мгновения о немцах? Нет, не думала. Получив приказ, она останавливала машину и всем своим существом старалась определить, не поднялась ли носовая часть танка на валике или, наоборот, не завалилась ли. Она стремилась всем сердцем, всеми силами ума облегчить работу командира по наводке орудия. В момент выстрела она начинала плавно включать сцепление, одновременно прибавляя газ, чтобы не рвать танк резко с места и чтобы командир не потерял цели. Однажды, когда цель была потеряна, Катя выскочила из танка и, став во весь рост, вытянутой рукой показала направление цели.