Перед выходом на задание Ганси договаривался с бойцами, кто, как и что будет делать в разведке. Он задавал вопросы, и люди, которые были старше его, послушно отвечали, потому что у этого юноши с суровым лицом и теплыми вдумчивыми глазами был опыт, которого не имели они.
Но когда Ганси говорили: «Тебе хорошо, ты охотник», — Ганси гневно щурил свои глаза, отвечал: «Я не охотник, я воин».
В бою пулемет Ганси работал скупо и точно. Он бил только прицельным огнем. С одного выстрела он поражал врага. Длинных, расточительных очередей никто от него не слышал.
Политрук предложил Ганси провести беседу с бойцами об уходе за оружием.
Ганси принес свой пулемет, разобрал и показал всем сверкающие чистотой части.
Киля сказал:
— Я не видел такого человека, который забивал бы себе собственный глаз песком и грязью. Но я видел таких бойцов, у которых оружие грязное. А мы все дали клятву беречь свое оружие, как свой глаз. Я иду в бой и не оглядываюсь назад, потому что я знаю: если враг пересилит меня, вы придете на помощь. Но если у вас плохое оружие, оно обманет вас, а враг зарежет меня, и вы будете его пособником. Так скажите мне теперь: смеет ли боец, у которого оружие не в порядке, честно смотреть в глаза своему товарищу?
Мечтой Ганси было соорудить глушитель для пулемет. В короткие часы отдыха он просиживал в оружейной мастерской и конструировал глушитель. И он добился своего. Его глушитель гасил звук выстрела почти наполовину.
Ганси воевал всеми силами своего ума, сердца, рук. Он говорил:
— Немец — не зверь. Он хуже зверя. Я не придумал поганого слова. Но я еще придумаю.
Вместе с командиром отделения Давидом Нипаридзе Ганси ходил в разведку глубоко в тыл врага.
Затаившись в овраге возле шоссе, Ганси бил по немецким транспортам точными короткими очередями.
И никогда не дрогнула рука Киля во время прицела. Это про него теперь могут сказать нанайцы: когда нанаец целится, можно вырезать у него из спины кусок мяса и нанаец не дрогнет.
Так воюет с врагами советского народа сын нанайского народа гвардеец Ганси Дмитриевич Киля, комсомолец из села Троицкого, что стоит на берегах студеной реки Амура.
1942
Мост
На нашем участке фронта переправы стали местом самых жестоких боев.
Тишайшие заводи с желтыми пятнами кувшинок, берега, опушенные ивами, отмели, стеклянно мерцающие водой, прорезали глубокие земляные укрепления.
Их нет больше, кротких рек, они стали теперь водными рубежами.
Для танковой бригады нужно было соорудить переправу — одну настоящую, по которой тяжелые машины могли бы неожиданно ворваться в расположение врага, другую — ложную, чтобы отвлечь внимание противника от первой переправы.
Ложную переправу вызвались строить бойцы второго взвода Н-ского саперного батальона. Они должны были сколотить мишень для врага и оставаться на этой мишени до конца операции.
Столяр Григорий Березко даже среди лучших мастеров слыл у себя на родине великим искусником. Узор резных наличников, которым он украшал хаты, могли повторить только кружевницы.
Но и тогда, когда из тяжелых бревен вязались перекрытия для блиндажей, Березко был не последним.
Березко любил свой труд, свое ремесло и был очень нетерпелив к людям, не умеющим находить радость в работе. И потому, не пользовались у него уважением Василий Нещеретний и Петр Неговора, молодые саперы, которые с охотой променяли бы весь свой шанцевый инструмент на любую винтовку, — они безмерно завидовали всем тем, кто в тесных схватках бьет фашиста и штыком и гранатой.
Однако ребята горячо принялись за дело. Боясь, чтоб противник не проворонил возводимой ими ложной переправы, саперы начали свою работу с излишним шумом и треском.
Стоя по пояс в воде, они били бабой по сваям так, чтоб удары звучали как можно громче.
И враг не заставил себя ждать. Батарея открыла огонь по переправе. Фугасные снаряды вздыбили пенистые столбы грязной воды.
Труд воодушевляет человека. Но работать для видимости — строить мост, которым никто никогда не воспользуется, сколачивать хилую тень моста — тошно.
И стал подмечать Березко, что сам он дольше, чем нужно, задерживается на берегу, а его бойцы всё неохотнее ступают на шаткий настил. Он увидел, как Неговора, пугливо присев при взрыве снаряда, обронил в воду топор, а Нещеретний тюкал, не глядя куда, топором и портил хороший горбыль. А тут еще фашисты, пристрелявшись, стали так бить по хлипкой переправе, что мокрые щепы разлетались, как перья. И вознегодовал Григорий Березко на себя, на ребят и на все на свете. Размахнувшись, он всадил изо всей силы топор в дерево и, вытянув руки по швам, приказал:
— Бойцы, смирно! — Потом медленно и раздельно произнес — Здесь я командующий Понятно? Фальшивый мост отменяю. Будем строить настоящий. А если по нему ездить не будут — это неважно. Пускай для гордости стоит.
Будто нашли бойцы что-то очень дорогое, что считалось давно утерянным. Сразу словно переменились они после этих слов. Давно ли еще они сутулились, вжимали головы в плечи, и глаза их были скучные-скучные. Забыв об опасности, о страхе смерти, они начали сноровисто и уверенно укладывать толстые бревна тесными рядами, вязали железными скрепами накрепко, и уже никто ив них не кланялся снарядам.
Обхватив многопудовую бабу могучими ручищами, налившись с натуги до синевы, Березко сипло выкрикивал:
— А ну еще раз, чтоб знали про нас!
И свая с каждым ударом все глубже и глубже уходила в грунт.
Когда снаряды, падая на переправу, дробили бревна, разрывали стяжки, люди еще злее, еще азартнее воздвигали новые пролеты. Они вступили в единоборство с батареей врага. И, видно, ярость огня не могла пересилить трудовую удаль русского мастерового человека.
Фашисты сосредоточили на переправе весь свой огонь. Но они не могли преодолеть упорство русских людей. И тогда к переправе была брошена группа фашистских автоматчиков.
Соорудив баррикаду из бревен, Григорий Березко вместе со своими бойцами защищал свой труд, свою переправу. И когда вышли все патроны, саперы бросились на врага с топорами в руках.
В назначенное время наши танки пошли в атаку. Внезапно навстречу им поднялся ползущий по земле человек и, подняв окровавленные руки, закричал:
— Товарищи, пожалуйте и на нашу переправу, она настоящая, на американских рамах, вам двумя эшелонами переправляться проворнее будет.
Это был молодой сапер Петр Неговора. Друзья его лежали бездыханными у переправы.
И тогда часть танковой колонны, развернувшись, покатилась в сторону «фальшивой переправы».
Когда тяжелые машины мчались по новому мосту, ни одна свая его не дрогнула, ни один настил не прогнулся.
Из щелей, из окопов к освобожденным селам стекались колхозники. И, еще не выкопав своего скарба из земли, прихватив косы, они уходили в поле убирать тяжелую пшеницу.
Над черной рекой, усыпанной звездами, стоял высокий прочный новый мост. Люди, у кого немцы сожгли жилища, приходили любоваться на этот мост. Многие пытались узнать имя мастера, чтоб потом пригласить его к себе срубить новую пятистенную избу с кружевными наличниками, узор которых могли бы повторить только самые искусные рукодельницы.
1942
Линия обороны
Командир саперной роты Силушкин примчался на мотоцикле.
Спина его была облеплена грязью.
Не слезая с мотоцикла, он стоял, широко раздвинув ноги, поддерживая тарахтящую машину коленями, и взволнованно докладывал майору Густому:
— Работы по сооружению оборонительных заграждений нами не произведены. Указанный вами рубеж уже занят.