Рассказал я ему о случае с Ивакиной. Профессор явно заинтересовался этим. Внимательно расспросил меня о деталях происшествия: о характере повреждений на теле пострадавшей, о конструкции салона автомобиля, о скорости движения «Жигулей» в момент аварии, ну и так далее. Скрупулёзно записал всё, что узнал, в тетрадь, погудел что–то под нос себе, «тэк-с, тэк-с» — совсем как земский доктор, каким его изображают в кино… И, наконец, предложил назначить ещё одну экспертизу, которая могла бы дать ответ на вопрос: «Кто сидел за рулём во время аварии?»
Вот ведь как бывает: иной раз бьёшься, бьёшься, как мышь в банке со сливками, и ни черта не получается, а потом приходит светлая голова и — нате: «Нужно решить то–то и то–то и ответить на такие–то вопросы, из которых главным является такой–то…» Мне бы самому допереть до этого, посидеть за письменным столом с карандашом и бумагой, раз–ложить по порядочку, обдумать всё спокойно, а я в эмоции нездоровые ударился, задёргался, распсиховался…
«И прошу вас учесть, глубокоуважаемый товарищ Доценко, — сказал Милешкин, — что медик–эксперт в одиночку это вопрос не решит. Судите сами: необходимо весьма точно определить, какова была скорость автомобиля в момент аварии. Ещё: какова траекто–рия движения людей в салоне во время происшествия? Знаем мы это? Нет! А посему обратимся за помощью к математикам — да, да! То есть проведём — что? Комплексную, — он с удовольствием прислушался к этому слову, — комплексную экспертизу с привлечением судебных медиков, криминалистов и прикладных математиков».
«Математиков?» — удивился я.
«Именно так. Вспомним статью семьдесят восьмую Уголовно–процессуального кодекса: в качестве эксперта может быть привлечено лицо, обладающее необходимыми знаниями для дачи заключения. Вот и давайте, милый вы мой, определим круг участников экспертизы. И вообще, отойдём, так сказать, от шаблона…»
«Но как же так? — возразил я. — Совсем недавно очень авторитетные эксперты заявили нам, что наука не достигла ещё такого уровня, чтобы определить, кто где сидел в салоне автомобиля во время аварии. Выходит, здесь мы бессильны?»
«Да, частной методики нет, — согласился Милешкин, — но зато у нас есть — что? Голова на плечах, вот что! И есть наука! Вообще — Наука, с большой буквы, понимаете? Мы с вами, милейший вы мой, грамотные люди, верно? И владеем общей методологией судебно–медицинской оценки повреждений пострадавшего. Думаю, этого вполне достаточно».
И, засучив рукава, взялись мы за дело. Начали с координационного совещания всех приглашённых экспертов. Определили круг вопросов, которые предстояло решить, а так–же последовательность намеченных исследований.
А ведь не так уж сложно вычислить точную скорость движения автомобиля в мо–мент столкновения с камнем, если знаешь массу «жигулёнка», вес подвернувшегося ему валуна и расстояние, на которое этот камень переместился после удара. Боюсь, что такую задачку мог бы решить любой толковый десятиклассник, а я вот спасовал поначалу, ну, не знаю… голова не так работала, что ли, когда я за это дело брался. Полученные данные позволили математикам определить скорость смещения людей, находившихся в салоне в момент «первичного контакта» с камнем, а ещё рассчитать векторы смещения тел на разных стадиях аварии — отдельно для водителя и пассажира.
А потом была проведена эксгумация и повторное исследование трупа Катерины. Тело Ивакиной к этому времени уже порядком разложилось, в протоколе было записано, что «труп легко разделяется на части», так что все кости были легко извлечены из гроба — каждая по отдельности. Мы выбрали раннее утро: не хотелось привлекать внимание возможных посетителей кладбища. Нетрудно вообразить себе это: на фоне пепельно–серого неба, рядом со строгими очертаниями могильных крестов — наши таинственные силуэты. Мы старались говорить как можно тише и двигаться с максимальной осторожностью. Наверно, мы напоминали религиозных фанатиков из далёкого средневековья, занятых перезахоронением своих святых. Или египетских жрецов, торопливо прячущих в Долине царей фараоновы мощи… А может быть, это лишь кажется мне теперь. Конечно, ничего такого… ну, скажем, романтического во всём этом не было, хотя я точно помню, что в то утро невольно залюбовался открывшейся мне картиной: тусклый рассвет, свинцовое небо, угловатые фигуры людей, выполняющих, мягко говоря, не совсем обычную работу… Я увидел здесь что–то такое стивен–кинговское, что ли. Впрочем, на душе было муторно и хотелось побыстрее закончить.
Изучение останков покойницы заняло довольно много времени. Это ж каждую косточку нужно рассмотреть со всех сторон, подвергнуть специальному рентгеновскому и лабораторному исследованию, определить, какие повреждения связаны с непосредственным воздействием аварии, а какие возникли уже позже, во время вскрытия трупа в морге. В соответствии с данными, полученными из истории болезни, а также благодаря первичному и повторному вскрытию трупа, было сделано заключение, что вывих в шейном отделе позвоночника привёл к повреждению спинного мозга. В последующем развился отёк «с ущемлением продолговатого мозга в большое затылочное отверстие» (прямо скажу, не очень хорошо представляю себе этот процесс). Но главное не это. Причину смерти мы знали и раньше.