Кликин Михаил
Это твое небо, малыш…
Дом стоял на вeршине горы. Из окон открывался величественный вид — обломанные клыки скал, темные пасти ущелий, языки ледников. Здесь стонал никогда не прекращающийся ветер, подвывал жутко и жалобно, словно замерзающий зверь. Где-то далеко внизу льнули к подножью гор стылые стальные облака.
А над головой — небо. Розовое, румяное, искрящееся. Четыре солнца, гоняющиеся друг за другом. Небо, не знающее ночи. Мир вечного дня. Планета бескрайних скал.
— Это твое небо, малыш, — сказала ему мать.
— Это твоя земля, малыш, — сказал отец.
Они склонились над колыбелью — он справа, она слева. Он видел их лица — розовые пятна на фоне темного потолка. Он слышал их голоса, такие добрые, привычные, теплые. Но не понимал, что они говорят.
Он потянулся навстречу голосам, протянул к их лицам розовые ручки, улыбнулся.
— Я не могу! — с отчаянием сказала мать. — Не могу оставить его здесь!
— Мы должны! Она тихо заплакала. Горячие слезы падали в колыбель.
— Должны! — повторил отец, подошел к ней и обнял.
— Я не знала, что эта планета будет такой страшной.
— Она станет ему родиной. И он полюбит ее, как мы любим Землю.
— Как можно полюбить все это? Эти голые жуткие скалы, это страшное небо, эту круговерть разноцветных солнц…
— Это его Родина.
— Он родился на Земле.
— Но вырастет он здесь.
— Почему, почему я должна его оставить?
— Ты же знаешь. На Земле ему нет места. А здесь у него будет все необходимое. Здесь можно жить.
— Зачем мы так поступаем? Почему дети? Пусть сюда едут взрослые люди! Пусть они живут здесь, осваивают этот холодный мир…
Мужчина покачал головой, еще крепче прижал к себе женщину, ласково прошептал ей на ухо:
— Они не смогут жить здесь. Они будут постоянно вспоминать о доме. И рано или поздно захотят вернуться на родину, на Землю. Ничто не удержит их на этой планете. Ничто…
— Ты так холоден… — прошептала женщина. — Это же наш ребенок…
— Но мы всегда знали, что все так и будет.
— Знали… — выдохнула женщина. Она высвободилась из объятий мужчины, поцеловала малыша в лоб.
— Когда он вырастет, мы обязательно навестим его.
— Это будет через двадцать лет… — сказала женщина. — Двадцать лет… — повторила она, и в голосе ее звучал ужас. — Мы даже не знаем, какое будет у него имя.
— Я знаю, — сказал мужчина. — Я вскрыл программу и посмотрел, хоть это и запрещено. Его назовут Троем.
— Это твое небо, Трой, — сказала женщина, отворачиваясь от колыбели. На лице ее застыла гримаса невыносимого страдания.
Они умчались ввысь на огненном столбе. Красный инверсионный след на небе — словно кровоточащая царапина на розовой плоти небосвода. Металлический дом стоял на вершине горы. Внутри было тепло, чисто и светло.
Длинная череда кроваток выстроилась вдоль стен. В каждой лежал малыш. В самой крайней лежал маленький Трой. Он улыбался — ему было здесь хорошо…
Пришло время завтракать. Тихо загудели механизмы. Автоматические няни согрели до нужной температуры молоко, обработали соски ультрафиолетом, осторожно поднесли теплые бутылочки в каждую колыбель…
А потом, когда завтрак закончился, свет померк, и тихая баюкающая музыка заполнила просторную комнату. Нежный женский голос запел колыбельную: Это твое небо, малыш, Это небо — твоя сказка. Твой мир ждет тебя, пока ты спишь, Он следит, как ты ешь, Он слышит, как ты кричишь… Этот мир твой, Здесь твое небо, малыш…