— Билли был отличный парень. Настоящий профессионал, но при этом редчайшее исключение — юморист, который в жизни так же весел, как на экране…
Поразительно! Мои реплики напоминали стандартное последнее слово, которое я, похоже, подсознательно выучил, проведя слишком много времени перед телеэкраном. «Отличный парень» — я никогда так не говорю; «парень» — откуда это слово вообще взялось? Может, это Пол Маккартни описывает кого-то из бывших «Битлз»? Или Тони Блэр скорбит о бывшем коллеге по кабинету?
— И хотя он навек останется в нашей памяти благодаря шуткам и смеху, которые он дарил миллионам, мы не вправе забывать о неустанной благотворительной работе Билли. И всем нам по-настоящему будет его не хватать.
Тут я печально кивнул, опустил очи долу и замер с приоткрытым ртом, чуть улыбаясь, словно не в силах поверить в утрату.
Уверен, я блистал. Закончив, пораженный совершенством собственного выступления, я понял, что моя речь на самом деле вряд ли выразила всю мою подлинную печаль и шок от этой вести. В конце концов, Билли Скривенс столько лет разговаривал со мной из ящика в моей гостиной субботними вечерами, что я реально ощущал потерю близкого человека.
— Все было прекрасно, Джимми, — сказала продюсерша, сочувственно коснувшись моей руки. — Вы, видимо, очень расстроены.
— Э-э, н-да, понимаете, я ведь с ним только вчера разговаривал.
— Х-м. — Это можно было расценить как мягкий намек, что я, кажется, повторяюсь. А затем она добавила, будто придумав, как наилучшим образом отдать покойному дань уважения: — Джимми, а что, если мы снимем, как вы сбегаете с холма?
— В смысле?
— Связующие кадры, а на их фоне мы расскажем, кто вы такой. Я бы попросила вас подбежать к нам вон от той лавочки.
— А, понял! Что ж, ладно. А я в этот момент как бы уже знаю, что Билли умер?
— Э-э, Майк, как по-твоему? С печальным выражением или как обычно?
— Нейтрально, пожалуй, уж во всяком случае без особой радости, но и без соплей.
После отшлифованной речи «Джимми Конвей дубль один» я вполне уверенно отнесся к простой просьбе — сбежать с холма. Поэтому пригладил волосы, подтянул носки и постарался пробежаться как можно более спортивно. В голове звучала тема из фильма «Огненные колесницы», а я бежал вдоль горизонта.
— В общем-то порядок, Джимми, только вы как-то замедленно бежали. Можно еще разок, ради нас, ну хоть чуточку естественнее? Просто забудьте о камерах, идет?
Я чувствовал, что раскраснелся, и надеялся, что они отнесут это на счет физкультуры, решат, что мой замедленный бег не требует от меня никаких усилий. Ладно, к черту «Огненные колесницы», сказал я себе, скача назад к скамейке, и, когда они были готовы, рванул в их сторону гораздо быстрее — чтобы не повторить прошлой ошибки. Я просвистел мимо камеры, как Джесси Оуэнс, [13]и Мэгги закричала:
— Эге-ей, вы же на утренней пробежке, это ведь не олимпийская стометровка!
— Простите, ради бога, перестарался!
— Все нормально, не волнуйтесь. Просто расслабьтесь и, когда будете готовы, подбегите к нам обычной трусцой вон от той лавочки.
— Простите, перенервничал…
— Не волнуйтесь, — повторила Мэгги, и я заметил, как она украдкой посмотрела на часы.
Ненависть оператора, похоже, достигла новых высот. Он сплюнул, будто словами не мог выразить презрение.
«Обычной трусцой», значит. Многие наверняка скажут, что простой бег не представляет трудностей, но я, похоже, утратил этот навык. Каждый шаг получался деланым и искусственным. Я вдруг забыл, какой длины должны быть шаги, высоко ли надо поднимать колени, куда девать руки. Меня парализовала мысль, что мое неловкое изображение скачет по телеэкрану, как деревянная марионетка из детской передачи 1950-х годов. Было трудно сосредоточиться даже на том, какой конечностью двигать, а одновременно необходимо еще и заботиться о выражении лица. Я остановился на волевом взгляде «марафонца-одиночки» и запыхтел в направлении камеры с покинутым видом бегуна, недавно понесшего тяжкую утрату. Идеально! — подумал я. Оператор повернулся к продюсеру и не понижая голоса сказал:
— He-а, этот дебил смотрел в объектив.
— Простите, Джимми, мы должны были вас предупредить. Смотрите не в объектив, а вдоль камеры, и бегите прямо мимо нее.
— А, ну ладно, буду держать взгляд на воображаемом объекте слева камеры.
— Превосходная мысль!
Заметьте, как я сказал: «слева камеры», а не «слева от камеры». Невольно нахватался жаргона уже в первые же минуты в шоу-бизнесе. Я снова сделал марш-бросок к скамейке и побежал прямо и мимо камеры — как учили. Но потом подумал, а не развернулся ли оператор, чтобы снять, как я убегаю вдаль, и решил, что, поскольку других инструкций не было, значит, надо бежать дальше.
Мне было невдомек, что съемку прекратили и все собрались вокруг маленького монитора проверить отснятые эпизоды. Они и не заметили, что я рванул с холма, не смея замедлить бег, чтобы не запороть еще один дубль или чтобы меня не показали по национальному телевидению дохляком. И только через минуту-другую продюсерша оторвалась от экрана, намереваясь спросить меня, как кадры, и уже тогда поняла, что меня рядом нет, что я все еще мчусь во всю прыть на вершину утеса, отчаявшись услышать оклик «Хорош!». Завернули меня почти от Пляжного мыса.
— А не было тут других бегунов, которые вчера видели Билли?
Пока она спрашивала, я заметил, как на холм взбегает девушка — та самая, что накануне попросила у Билли Скривенса автограф. Он тогда взял ее авторучку и рассмешил, расписавшись прямо на ладони.
— Может, вон та? — спросили меня. Девушка была довольно близко, я даже различил следы чернил, — видимо, она еще не смыла автограф. Вот это сюжет для теленовостей!
— Нет! Не было ее здесь вчера. Впервые вижу.
Я поежился. Похоже, сегодня прохладней, чем я думал.
Вот как знаменит был Билли Скривенс! Объявление на газетном киоске кричало: «Умер Билли». Не просто «Смерть телевизионного юмориста», когда покупаешь газету — и оказывается, что помер какой-то тип, который участвовал в давно забытом американском юмористическом шоу. И не «Смерть звезды эстрады» — тогда покупаешь газету, чтобы выяснить, кто же умер. Даже не «Умер Билли Скривенс — звезда эстрады», а просто по имени, и этого хватит, газетчики знают, что всякий поймет, о ком речь. «Умер Билли». Вот пример подлинной славы — ты умер, и всем достаточно просто твоего имени.
Естественно, в обеденном выпуске новость пошла первой. Интонация диктора, объявлявшего «Умер Билли Скривенс», на последнем слоге съехала на пару нот вниз — достаточно было просто услышать его голос, чтобы враз понять, что погасла сверхзвезда. Все это было весьма печально, страшный удар, и я проверил видеомагнитофон — на нужном ли канале записывает. За спиной диктора появилась фотография Билли с датами жизни и смерти, а потом дали кадры о сердечном приступе: «его вилла на выезде из прибрежного городка Сифорд в Суссексе». «Сифорд» произнесли немного неправильно, словно это предшественник автомобиля марки «Т-форд», но я даже не успел рассердиться, потому что в объектив заговорила Мэгги Белфитт — о том, как Билли Скривенс умер от сердечного приступа после утренней пробежки. И тут показали меня — я сбегал с холма и выглядел просто классно, без ложной скромности, а она рассказывала, что эти утесы — популярное место у местных бегунов (хоть это и не так), и добавила, что Билли там часто бегал (хотя это тоже не так). А затем весь кадр заняло мое лицо. «Билли был отличный парень. Настоящий профессионал, но при этом редчайшее исключение — юморист, который в жизни так же весел, как на экране…» Я выглядел чертовски убедительно. Потом на экране всплыла надпись: «Джимми Конвей. Товарищ Билли Скривенса по пробежкам».
«И хотя он навек останется в нашей памяти благодаря шуткам и смеху, которые он дарил миллионам, мы не вправе забывать о неустанной благотворительной работе Билли. И всем нам по-настоящему будет его не хватать». Но мой маленький печальный кивок они вырезали. Я глазам своим не верил: вырезали мой маленький печальный кивок. Это же основной нюанс! Неужели они не соображают?!
13
Легендарный американский легкоатлет (1913–1980), завоевавший на Берлинской Олимпиаде (1936) 4 золотых медали.