Пробираясь мимо официального фотографа и переступая через кабели, самый нервный в мире викарий, осторожно шаркая ногами, приблизился к собранию знаменитостей, словно безвестный репертуарный актер, угодивший на прослушивание в Голливуд. Наверняка ведь в обычной обстановке уверен, что во время проповеди именно он самый красноречивый оратор в зале, что он умеет играть голосом и донести смысл речи лучше, чем любой из десятка пенсионеров, сидящих врозь на полупустых скамьях. Однако просто окинув взглядом сегодняшнее людное собрание, я заметил трех обладателей «Оскаров», четырех лауреатов премии Британской киноакадемии и призера телеконкурса за лучший прогноз погоды в дневные часы. Викария так трясло, что он едва выговаривал слова. Первую речь он скомкал, ему не терпелось добраться до гимна, но когда это наконец случилось, выглядел он еще более жалко, потому что паства запела с таким чувством, что бедняге, наверное, почудилось, что его перенесли в первые ряды на представление «Призрак оперы».
Было странновато молиться какому-то бестелесному умозрительному Богу в помещении, набитом живыми божествами из плоти и крови. Как символично, что мы собрались в церкви и культ знаменитостей отнял этот храм у прежней веры. Билли Скривенс посещал в больницах безнадежных больных и прикасался к ним. Не ему ли мы сегодня молимся? В этом веке мы чтим не святых мучеников в рамах, а ярко сияющие с экранов лики. Разве верующие не больше боготворят алтарь телевидения в субботний вечер, чем церковный алтарь на следующее утро? В каждом доме на каждой улице мы собираемся вокруг священного ящика послушать евангелие от святой Опры, [19]ибо телевидение есть истина, свет и путь. Аминь.
Органист пропускал ноты, никому не нужная проповедь затянулась, и вообще весь этот спектакль был поставлен на любительском уровне. И лишь в конце службы, когда из динамиков полилась музыкальная тема из телепрограммы Билли Скривенса, атмосфера выправилась и публика разогрелась. Когда развязная мелодия закончилась, все спонтанно зааплодировали. Было очень трогательно. Мы на похоронах в церкви, но это же шоу-бизнес, упал занавес жизни Билли Скривенса! Надень галстук-бабочку, Билли, у тебя классное шоу, ты всех нас здорово рассмешил, спасибо!
Когда овации стихли, шесть человек заняли места по обе стороны гроба. Но не шесть простых смертных, не похоронная команда и не родные и близкие Билли. Отнюдь! У гроба стояли, готовые поднять и вынести его, первые звезды страны, и каждый представлял свою отрасль индустрии развлечений. Там был самый дорогой футболист премьер-лиги, ведущий вокалист крупнейшего мужского хора Великобритании, главный участник популярнейшего юмористического шоу, самая известная британская актриса в Голливуде, ведущий член правящего кабинета, а прямо перед ним — лауреат «Большого Брата». [20]
Если нужна фотография знаменитостей, невозможно придумать ничего лучше этих шести звезд, торжественно и скромно выносящих из церкви гроб Билли, подумал я, пока официальные фотографы яростно щелкали затворами. Гроб вынесли, поставили на катафалк и умчали на кремацию, которая пройдет в узком кругу, вдалеке от глаз общественности. Детали этой церемонии не сообщались в программке, но я понимал, что уж Билли-то Скривенс не обойдется какой-нибудь там конвейерной процедурой типа «прах к праху». Кремация у него будет роскошная, просто «суперкремация люкс повышенной комфортности», где приняты все мыслимые меры для удобства и спокойствия клиента. Как тут не позавидовать и не признать: вот как люди умирают!
И пока все это происходило, гости не торопясь, гуськом покидали церковь, изображая глубокую скорбь и не забывая повернуться к жадным папарацци так, чтобы их засняли в самом выигрышном ракурсе. Все направились в ближайший отель на поминки. Я был разочарован: место отнюдь не шикарное, современная гостиница послевоенной постройки, в таких обычно проводят конференции по сбыту и маркетингу для руководителей среднего звена. Но сегодня делегатам значки с именами были ни к чему — их роль играли лица.
Мой восторг по поводу того, что я затесался в чужую компанию, угасал, без собеседника я чувствовал себя неловко и скованно, одиноко отираясь рядом с каким-то растением. Но оно не оправдало моих надежд на камуфляж, и я попытался слабо улыбаться проходящим мимо меня людям.
Их внутренние компьютеры быстро сканировали мое лицо, мгновенно вычисляя мое значение для их карьеры, регистрировали «ноль» пунктов и переключались на соседний объект.
Я стоял рядом с группой воротил и заправил шоу-бизнеса, и до меня доносились обрывки того, что я счел типичными разговорами телевизионщиков. «Ну да, у меня новая программа на Четвертом канале, называется „Иконы без прикрас“, что-то вроде разоблачения современных святынь. Покажем в истинном свете Анну Франк [21]— есть факты, что чистыйдневник все же не ее, она взяла у сестры, а отдать забыла.Это же бомба!..»
А сзади затронули другую тему: «Мы стараемся использовать рейтинг для реальных дел. Я привлек продюсеров с „Фабрики звезд“, делаем пробы людей, которые хотят стать настоящими политиками. На очередных довыборах в парламент победитель выступит независимым кандидатом, и у него будет такая реклама на телевидении, что он обречен на победу».
На столике рядом я заметил оставленный стакан с шампанским, он стоял и шипел уже минут десять. Пить хотелось смертельно, и я наконец шагнул к столику, подхватил стакан и пошел дальше, словно заметив человека, с которым намеревался поговорить. После первого глотка нервы успокоились. Поиск воображаемого коллеги показался мне очень эффективным средством от скованности. Я направился из одного конца зала в другой, подчеркнуто вытягивая шею в поисках призрачного друга, а добравшись до угла, двинул назад таким же образом.
Хотя я уверен, что на еду и напитки потратили тысячи фунтов, на столе, по сути, ничего не было. Между группами гостей эльфами порхали официантки, предлагая на выбор дорогие заменители еды. Подобное застолье меня совсем не вдохновляло. «Еще ломтик морковки?» — «Не стоит, что вы, я уже съел один. Еще чуть-чуть, и лопну! Нет-нет! Разве только половинку перепелиного яйца — я на диете».
Приготовление этих красиво оформленных кусочков пищи, художественно уложенных на серебряных тарелочках, стоило огромных забот и затрат, но чувства сытости от них ни на грош. Собственно, деликатесные кусочки пряных креветок или скульптурно выложенная редиска с капелькой аппетитного соуса только напоминали о голоде и о китайской забегаловке по соседству. Даже в кулинарии форма взяла верх над содержанием! Наверное, нужен огромный опыт, чтобы создавать блюда, после которых хочется есть больше, чем до них, подумал я. Этакий гастрономический трюк, сочетание чесночного запаха изо рта с бурлящим пустым желудком, чтобы гости ушли с пряной отрыжкой и чувством жуткого голода. Любой гурман знает наверняка, что блюда с отрыжкой — только для аппетита. Если не хотите проснуться поутру с дикой мигренью, такие деликатесы рекомендуется непременно заесть чем-то существенным, когда вернетесь домой. Вот тогда можно с сытым удовлетворением откинуться на спинку стула, стараясь не уколоться грязными палочками для коктейля, которые в начале вечера сунул в карман, потому что куда их еще сунешь…
Официантки, разносившие диетические кусочки, были такие низенькие и худые, будто сами взросли на тощей диете из низкокалорийной пищи. Они напоминали голографические изображения: гости видели тарелки, но не видели тех, кто их принес, словно блюда возникали перед ними по волшебству. Меня озадачило, что никто не упоминает о Билли и даже не пытается изобразить грусть, — удивляло уже то, что подали шампанское. Я-то думал, его пьют только на торжество. И тут подошел официант и предложил мне стакан.
19
Опра Уинфри — американская актриса, наибольшую известность получила как ведущая телевизионного ток-шоу, самого популярного в США.
20
«Большой Брат» — награда, которая присуждается лицам и организациям за «особые заслуги» в деле нарушения частной жизни людей; учреждена правозащитной организацией Privacy International.
21
Дневник Анны Франк был опубликован в 1952 г. как подлинный дневник девочки, погибшей в нацистском концлагере, и мгновенно стал бестселлером. Верховный суд США подтвердил, что настоящий автор дневника — писатель Мейер Левин, получивший от отца Анны Франк 50 000 долларов. Хотя установлено, что Анна Франк не является автором «своего» дневника, до сих пор неизвестно, являются ли описанные в дневнике события фактом или вымыслом: после разбирательства Верховный суд засекретил материалы дела.