— Почем? — спросил я.
Это вызвало хохот у кого-то из стоящих рядом гостей.
— Точно! Он бы не упустил такого случая, сукин сын! Это в духе Билли, точно! Брать плату за шампанское на собственных похоронах!
— Э-э, ну да, а то! — сказал я, беря стакан с подноса. Бесплатно. Конечно, бесплатно. Разве можно быть таким тормозом…
— А вы тут с какой стати? — спросили меня.
Я готовился к такому вопросу еще за рулем, по пути сюда. Кто-нибудь непременно спросит: «А вы знали Билли?» — а я отвечу: «Ну, мы с ним были вроде соседей…» и там, если надо, расскажу, что мы вместе иногда выходили на пробежку…
К несчастью, вопрос задала потрясающая молодая женщина и искушающе добавила:
— Вы тоже в шоу-бизнесе?
— Да, — вырвалось у меня, и тут же стало ясно, что от меня ждут дополнительной информации. И тогда я подумал о своих подростковых письмах, о детской мечте стать звездой и о том, что я умею смешить людей — по крайней мере, мне всегда так говорили.
— Я юморист.
— Вот это да! — сказала она заинтересованно. — По-моему, это самая трудная работа в мире.
— М-м, бывает… — сострил я без напряжения.
— А сейчас у вас тур?
— Ну да, Тур у меня тут, — запросто сказал я, — и, знаете ли, кроме того, по клубам тут еще…
И все опять рассмеялись, а я подумал, неужели я и правда кажусь им естественно смешным.
— И как вас зовут?
— Джимми Конвей? — ответил я, попытавшись произнести свое имя как вопрос, который сам подскажет ответ «В жизни не слыхала!».
— Да-да… — протянула она с сомнением. — Да, я точно слышала это имя…
— По-моему, я вас по телевидению не видел, — презрительно скривился один шикарный тип. Он допил шампанское и щелчком пальцев попросил еще.
Мне захотелось дать достойный отпор этому снобу от шоу-бизнеса, и я с апломбом заявил:
— Естественно, я против телевидения. Оно убивает подлинный эстрадный жанр. — Эту фразу я вычитал в журнале, в интервью одного юмориста, чья программа явно провалилась. — Чистый эстрадный жанр — это просто юморист, микрофон и публика, и ничего кроме. Живое искусство возможно только в зале. — Дармовое шампанское здорово меня воодушевило. — Конечно, на телевидении больше платят. И все же, что лучше — на пять минут легко развлечь миллион зрителей или держать сотню в кулаке, заставлять их рыдать от смеха целый час, если не больше? Телевидение — это измена.
Это было мое лучшее выступление со времен речи в память Билли там, на Южных холмах. У всех был потрясенный вид.
— Какой свежий взгляд! — воскликнула женщина.
Она представилась Арабеллой из «Санди таймс», и мы еще поболтали о моем опыте выступлений по клубам.
— Тогда вы, наверное, знакомы с Майком Меллором, — сказала она и, прежде чем я успел ее остановить, помахала какому-то коренастому и бритоголовому. — Майк, ты знаком с Джимми Конвеем? Джимми юморист, как и ты.
— Э-э, пожалуй, нет, не припоминаю, — пожал он плечами. Майк Меллор пил шампанское, как все мы. Только прямо из горла. — Начинающий, верно?
— Нет, Джимми ездит по стране, он юморист в полном смысле слова.
Я изобразил улыбку, но Майк Меллор на нее не среагировал.
— И где же я мог тебя видеть в последнее время? — спросил он, сделав очередной глоток.
Я назвал единственный юмористический клуб, в котором однажды побывал, в надежде, что вряд ли его так далеко занесет от Лондона:
— «Смеходром» в Брайтоне?
— А, ну да. Так ты знаешь Крис?
— Крис, а как же, знаю. Он ничего парень, этот Крис.
— Она.
— А, таКрис! Прости, я перепутал с другим клубом, где хозяин Крис — мужчина.
— Где это?
— В смысле?
— В каком эстрадном клубе хозяина зовут Крис?
— Ну, это совсем маленький, прямо крошечный, над пабом в Сифорде… Дом… «Дом шуток».
— В жизни не слыхал.
— И понятно, у Криса неважно с рекламой, согласен… Но такой уж он, Крис… — И я удрученно покачал головой.
— Джимми не выступает на телевидении, как и ты, Майк, — объяснила Арабелла.
— Я выступаю, — возразил он, — у меня своя программа! — И счел нужным добавить: — Пробный выпуск вышел на Четвертом канале Би-би-си.
— А Джимми принципиально против телевидения, — продолжила Арабелла. — Он за живое искусство.
— Я выступал в большинстве клубов, но что-то нигде тебя не видел. — Майк опять сделал большой глоток из бутылки и отер рот, как крутой парень из ковбойского фильма.
— Ну да, я по стране уже года два не особенно работаю, — ответил я в алкогольном безрассудстве. — Уже года два по Штатам мотаюсь. Нормально принимают, знаешь ли, там публика благодарная.
— Ого, британский юморист покорил Штаты, минуя Англию! — воскликнула Арабелла.
— Ну не то чтобы покорил… Так, помаленьку…
— Вы, наверное, сильный артист, если там работаете. Билли скорее бы умер, чем стал водить знакомство с плохим юмористом.
— Фраза выбрана неудачно, — хмыкнул Майк Меллор.
Вскоре Арабелла заметила кого-то из знакомых и оставила меня наедине с этим злющим скинхедом от эстрады. Мы неловко молчали.
— А как ты впервые встретился с Билли? — спросил я наконец.
— Я с ним не встречался. Я сюда пришел со своей подругой. Она его знала по работе.
— Ну, он был отличный парень, — задумчиво сказал я. — Отличный… Мне его будет не хватать.
Я поболтал еще с часок с парой других гостей, развивая все ту же легенду и все больше входя в роль юмориста, вернувшегося на родину после того, как штурмом взял все эстрадные клубы от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса. Меня даже самого шокировало, какую сложную паутину обмана я плету, и в итоге на меня нашло желание ненадолго где-нибудь спрятаться. Я выскользнул в фойе и прошелся по коридору. На тележке у двери стояло забытое блюдо с едой; тайком оглядевшись по сторонам, я схватил бумажную салфетку, набил в нее полдюжины канапе, чесночных креветок и спаржи на шпажках и отправился на поиски уголка, где бы все это заглотить по-тихому.
Я отыскал маленькую комнатку, вошел и затворил за собой дверь. Помещение было тесное и казалось пустым, и только секунд через двадцать до меня дошло, что я не один. Меня так мучил голод, что я даже не заметил женщину в кресле в углу. Она была скорее гостьей, чем официанткой, но я не видел лица, а она решила не смотреть на меня, хотя все это время знала о моем присутствии. Просто сидела неподвижно, закрыв лицо руками, не то чтобы от горя, а словно сильно устав от всего. Как и я, она, очевидно, сюда сбежала.
— О, простите, ради бога! — промямлил я сквозь креветки. — Я вас не заметил… Не буду вам мешать…
— Ничего, все в порядке, не беспокойтесь, — донесся до меня тихий голос.
Ее скорбная поза напомнила мне, что я на похоронах. Вот человек, которому нужно было укрыться от какофонии сплетен в зале.
— Просто хотелось минутку отдохнуть от толпы, — рискнул я, решив отложить потребление похищенного провианта до более подходящего момента.
— Прекрасно вас понимаю. — Она опустила руки, и я сразу ее узнал. Стелла Скривенс вернулась из крематория, а теперь скрывалась от орды пьяных знаменитостей. Я прорвался на шикарные похороны, а теперь в крохотной комнатке оказался наедине с вдовой и был вынужден поддерживать светский разговор.
— Вы ведь Стелла Скривенс?
— Да. Извините, не могу вспомнить…
Это звучало без подозрения или осуждения, но я все же почувствовал, как лицо залило жаром.
— Простите, просто мы с вами никогда не встречались. Я Джимми Конвей. Вы уверены, что не хотите побыть одна?
— Нет, все в порядке. Я даже отчасти рада, что кого-то не узнаю. Я тут с половиной людей и не знакома. Просто притворяюсь, потому что видела их всех по телевизору.