Восьмидесятые годы были ужасным временем, хотя вовсе не по тем причинам, о которых сняты все эти документальные фильмы. Там все акценты расставлены неверно. Там все о Фолклендской войне, забастовках шахтеров, безработице, ненасытных корпорациях и прочей политике, а в действительности самым актуальным вопросом восьмидесятых был другой: когда я наконец потеряю девственность?
Такова была самая насущная тема эпохи. Когда уже Джимми Конвей сделает это с девушкой? — вопрос, на который ни разу не ответили удовлетворительно ни политики, ни газеты. Зато каким важным событием это станет, когда наконец-то свершится! Миссис Тэтчер выйдет из дома № 10 по Даунинг-стрит, у которого уже собралась толпа репортеров и фотографов, прослышавших, что затевается нечто архиважное. Она приблизится к микрофону и представит министра, которому поручила сообщить эту дивную весть, а сама задержится у двери, дабы присутствовать при этом историческом заявлении.
— Я передаю микрофон Министру Свершившегося, он сообщит новость, которая, полагаю, вам понравится.
И тут Министр Свершившегося шагнет под вспышки и жужжание камер, стараясь выглядеть как государственный муж, но все его усилия сведутся к напыщенности.
— Сегодня вечером около двадцати трех часов мы получили следующее коммюнике: «Рады известить Ее Величество, что Джимми Конвей и Дженнифер Барретт только что совершили это в постели его родителей, уехавших на выходные к бабушке. Да будет известно, что отныне, с пятнадцатого августа 1983 года, Джимми Конвей более не является девственником. Боже, храни королеву!»
Это станет знаком для писак, которые примутся возбужденно выкрикивать:
— Господин Министр! Господин Министр? Есть ли у них планы заняться этим снова?
— Все ли школьные друзья Джимми знают, что он это совершил?
Однако затем вмешается миссис Тэтчер и оборвет репортеров:
— Просто радуйтесь этой вести и поздравьте Джимми Конвея и Дженнифер!
И оба они скроются за дверями дома № 10 по Даунинг-стрит, а телевизионные программы на всех четырех каналах будут прерваны экстренным выпуском новостей с повтором исторического заявления.
Но десятилетие подходило к концу, а вероятность подобной новости по-прежнему была невелика. Дженнифер Барретт уже не была непременным условием. Собственно, я не прочь был проделать это с любой женщиной. С нашей учительницей математики миссис Слоу, с Ким Уайлд, [56]Нэнси Рейган, матерью Терезой, тетей Джин… по-моему, особенно привередничать не приходилось. Казалось высшей несправедливостью, что на планете Земля два миллиарда людей женского пола, а я даже не прикоснулся к груди ни одной из них. Ведь в мире четыре миллиарда грудей — плюс-минус, конечно. Не могут же все они быть недоступны!
Впрочем, в итоге я все же лишился девственности — по прошествии нескольких кратких вечностей после вышеприведенного письма, но долгожданный золотой век регулярной половой активности так и не настал. Но едва я прославился, они все вдруг захотели. Дело дошло до того, что я получил письмо от матери троих детей Дженнифер Барретт, которая была дико рада за меня и призналась, что подростком я ей всегда очень даже нравился, но ей так и не хватило смелости что-то предпринять. Господи Иисусе! Зато теперь она созрела!
Да, все изменилось. Для особ противоположного пола я вдруг стал привлекательным и интересным, ибо они увидели меня по телевизору. Ну несерьезно же, право слово. Фальшиво и унизительно. Я имею в виду, ну кто из мужчин захочет войти в комнату и обнаружить, что привлекательные женщины заигрывают с ним просто потому, что его показывают по телевидению? Ответ: я.
Вот так я познакомился с Таней. Она была настолько поражена, попав в одну комнату с Джимми Конвеем, что все говорила, и краснела, и бормотала, что никогда не встречалась со знаменитостью. Мою рекламу она считала чудесной, меня самого очень смешным и чудесным, а раньше она меня слышала по радио (просто чудесно) и видела в номинации на Британские Мыльные Награды, а это так чудесно, а потом Таня добавила, что все бы отдала, лишь бы стать знаменитостью. Она пробовалась в программу «Идол поп-музыки», но решила, что там дискриминируют тех, кто не умеет петь. Потом она собиралась попасть на «Свидание вслепую», потому что думала, если ее там заметят, то у нее появится шанс устроиться диктором прогноза погоды, или ведущей в «Криминальную хронику», или еще куда-нибудь.
— А каково быть знаменитым? — спросила Таня с тоской.
Ее вопрос стал для меня итогом: наконец-то я достиг долгожданной цели. Теперь меня узнавали, куда бы я ни пришел. Официанты никогда не заставляли меня ждать. Охрана не просила предъявить документы, а бегом распахивала передо мной дверь. На этой неделе в «Сан» появилось фото: полногрудая певичка в компании принца Эндрю, его взгляд устремлен на ее декольте, внизу подпись: «Кстати, о гибких дисках!» Где бы я ни был, люди требовали, чтобы я произнес эти слова, а потом просто падали от смеха.
— В общем, захватывает, — сказал я Тане. — Знаете, сразу и интересно, и страшно, и бодрит.
— М-м… Скажите «Кстати, о гибких дисках!».
— Может, не надо…
— Надо! Иди сюда, Джанет, слушай, он сейчас скажет!
И на комнату пала тишина ожидания.
— Кстати, о гибких дисках! — крикнул я, и все покатились со смеху.
Было еще одно ощущение, которым я с Таней не поделился. Статус знаменитости не дал мне чувства удовлетворения. Качество моей жизни явно выросло, поскольку бытовые барьеры рухнули, деньги стали доступнее, и люди относились ко мне с уважением, но я по-прежнему чувствовал все ту же неопределенную пустоту. На сцене утреннего шоу, в котором я выступал, имелась помпезная лестница, ведущая к роскошной двери. Когда раньше я смотрел это шоу, мне ужасно хотелось узнать, что же там, за дверью. Впервые оказавшись на сцене, я тут же поднялся по бутафорской лестнице и открыл дверь. За ней ничего не было. Она открывалась в пустоту.
Но как и я раньше, Таня истово верила, что слава решает все проблемы. Она хотела знать, как попасть в шоу-бизнес, каковы разные другие знаменитости «в жизни», а я постарался ответить на все ее вопросы, словно это входило в мои обязанности. Мы проговорили целую вечность. Никаких задних мыслей с моей стороны. Я был любезен с ней на вечеринке, где мы познакомились, и в такси по дороге к ней домой.
Джозеф Кеннеди сказал, что «секс — это зуд, который надо чесать». Так как с моего последнего чесания прошли недели и недели, складываясь в месяцы, у меня зудело буквально все. Я покрылся невидимой сыпью с ног до головы. Я страдал воображаемой оспой и виртуальной экземой. Проснувшись в последний раз рядом с женщиной, я вынужден был извиниться за то, что храпел и лягался весь полет.
Когда я расплатился за такси, Таня тоже извинилась — за то, что ее дом не в модном районе, и я почувствовал, что между нами заключен некий негласный контракт, согласно которому мы оба обязались лечь в постель. «Я, Таня Кэллахан, настоящим обязуюсь осуществлять сексуальную активность, вплоть до полового акта, с Джимми Конвеем, в течение одной ночи, в обмен на право рассказать всем своим друзьям, что занималась этим с юмористом, знаете, ну этот, который „Кстати, о гибких дисках!“ Я обязуюсь не преследовать его, не вламываться в его дом и не закалывать его ножом за то, что он не отвечает мне с телеэкрана».
Таня была несомненно привлекательна: невысокая и худощавая, с загорелым животом, который выглядывал из-под майки, похоже, севшей от стирки. Таня налила мне вина, и мы с ней уселись на диван. И не успел я сделать глоток, как она наклонилась и припала к моим губам с такой энергичностью, будто мне срочно требовалось искусственное дыхание. Ее глаза были закрыты, зато мои обследовали квартиру незнакомки. На телевизоре стояли семейные фотокарточки. На одной из них Таня с сестрой улыбались рядом с Гуфи в парижском Диснейленде, но детей на фото не было.Все мы вступали в связи, о которых потом жалели, но неужели я смогу переспать с женщиной, которая ездит в Диснейленд без детей?.Книжные полки были забиты видеокассетами, искусственными цветами и мягкими игрушками, из которых я узнал только Снупи и Гарфилда.
56
Ким Уайлд (р. 1960) — английская поп-певица, пик популярности которой пришелся на 80-е годы.