Когда я смотрел в записи, как умираю на сцене в первой части номера, то в контексте всего действа это выглядело неплохо. Уже было известно, чего ждет зал, и теперь как зритель я смотрел на дверь в глубине сцены. Мою попытку бежать к двери расценили как блистательную комичную импровизацию, а после этого публика была настолько разогрета, что, думаю, исполни я весь монолог на норвежском языке, они бы все равно хохотали и визжали на каждое мое слово. Хотя нет, материал насчет рыбы-Вулкана или про додо, заслуживших вымирание, в любом случае — дохлый номер.
Показали небольшой ролик о том, чем занимался Билли эти двенадцать месяцев, в том числе кадры, отснятые в коттедже рядом с Сифордом, среди которых, слава богу, не было кадров, где я крадусь по первому этажу и просматриваю бумаги Билли, пока он плещется у себя в ванной. Впрочем, Билли не сидел взаперти целый год, он гримировался и выходил в люди, бывал тут и там. В нескольких эпизодах он с такой смешной фальшивой бородой сидел и читал газету в кафе, гулял по Трафальгарской площади. Должно быть, для него это был своего рода шок стоять в очереди в кинотеатр, выслушивать, что свободных столиков в ресторане нет, да еще за все платить.
Имея в запасе целый год для организации концерта, Билли не упустил ни малейшей детали, шутки и остроты сыпались без остановки. К концу вечера всех знаменитостей, в том числе и меня, вызвали за кулисы готовиться к торжественному финалу. Я сидел в гримерке один, среди пустых пивных бутылок, раз за разом набирая домашний и мобильный номера Нэнси, но ни один телефон не отвечал.
На сцене играли двойники «Битлз», а Билли прохаживался за кулисами, смеялся и болтал с другими звездами. Я встретился взглядом со Стеллой Скривенс в толпе, она чуть улыбнулась и понимающе подняла брови, а затем продолжила беседу шепотом с какой-то телешишкой. Стелла все поглаживала лацкан его пиджака, а он пыхтел как щенок и хихикал. Бывают же доверчивые мужики, право слово. Хорошо еще, что я эту Стеллу раскусил пару минут назад, подумалось мне.
Народу за кулисами набилось до отказа, и распорядитель сцены цыкал на самых неосторожных звезд. Билли любезничал со старыми приятелями по шоу-бизнесу, тут к нему подошла молодая разносчица с подносом, на котором стояла бутылка минералки. Не глядя на девушку, Билли взял бутылку, сделал глоток, и его глаза выкатились из орбит.
— Это без? — рявкнул он.
Девушка в ужасе смотрела на него.
— Как это «без»? — запнулась она.
— Ты еще со мной шутить будешь! — зашипел Билли, хотя, по-моему, она не шутила. — Я сказал без газа, а эта дрянь с газом! Неужели даже это трудно запомнить, сука безмозглая!
На шум подскочил распорядитель сцены и замахал руками, но Билли развернулся на каблуках и в упор глянул на него; распорядителя как ветром сдуло.
Билли в неверии покачал головой и как ни в чем не бывало возобновил беседу. Девушка-разносчица расценила это как намек удалиться. Проходя мимо меня, она разрыдалась. Я хотел ободрить ее улыбкой, но она упорно смотрела в пол. Вообще-то я не отказался бы от газировки, потому что чувствовал себя довольно пьяным.
Псевдобитлы допели последнюю песню, и нас выпихнули под софиты. Бутафорская церковь исчезла, и теперь мы находились в точной копии телестудии Билли. Я оказался между Дэвидом Бекхэмом и Джорджем Майклом, мы все взялись за руки и спели «Все, что нужно — это любовь», раскачиваясь из стороны в сторону. Смотря запись, я заметил, что один я качался не в ту сторону. Когда отзвучал государственный гимн, Билли вышел вперед, дабы поблагодарить зрителей за то, что они сделали этот вечер таким незабываемым, а я слушал и кивал и где-то минуты через две его речи понял, что все еще держу Джорджа Майкла за руку. Пришлось отпустить. Воздав хвалу всем, кто сидел перед ним, Билли повернулся поблагодарить тех, кто стоял у него за спиной. Зазвучала нежная фортепианная мелодия, и на гигантских экранах над сценой замелькали черно-белые фотокадры с похорон Билли.
— Как я благодарен судьбе за то, что все еще жив и могу столько сделать для всех этих британских детишек, — сказал Билли.
Полилась печальная музыка, а на экране чередовались кадры, где Билли держал за руки детей-инвалидов. Благотворительность — это пропуск с грифом «допуск без ограничений», — понял я. Никто не упрекнет тебя в безвкусии, если действуешь во имя благотворительности. И я вспомнил, как оправдывал свой обман с рекламой, решив помочь Нэнси. Того, что я хотел сделать, делать не следовало, и я прикрылся благотворительностью. Можно было помочь Нэнси кучей других способов. Например, сдержаться и не орать на ее дочь. Плач Нэнси все звучал в моей голове, пока я смотрел, как Билли катит инвалида в коляске. Сам инвалид в кадр не попал.
К тому моменту я уже пришел к выводу, что Билли Скривенс — самый чудовищный человек, которого я встретил в жизни, но, стоя на сцене, я осознал, что принимаю участие в самом вульгарном и пошлом событии, какое только можно вообразить. Наверное, это самая низкая точка падения в истории западной цивилизации, или вторая после того как Элтон Джон спел наспех переделанную песню «Свеча на ветру» в Вестминстерском аббатстве в присутствии королевской семьи. Сдерживая слезы (ведь он фактически пережил свою смерть), Билли снова стал благодарить нас, лохов, вышедших на сцену воздать ему должное:
— Ведь это не просто группа самых замечательных и талантливых людей планеты, — сказал он, — это еще и мои самые дорогие и близкие друзья. — Он выдержал драматичную паузу. — Каждый из них — без исключения!
Послышались жидкие подхалимские хлопки, а я подумал, что чувствуют сейчас мои настоящие друзья, и содрогнулся от гадкой неискренности его слов. В тот миг во мне будто что-то лопнуло, хотя, может, и не лопнуло, а наоборот — соединилось, зажило, починилось.
— Только не я! — объявил я, обнаглев от слишком крепкого пива. — Я тебе не друг! Ты сказал, что рад опять меня видеть, но до сегодняшнего вечера мы с тобой ни разу в жизни не беседовали.
Билли на миг удивился, что его прервали, но глаза его сверкнули. Похоже, он наслаждался перспективой словесной дуэли в прямом эфире.
— Знаменитости не беседуют, Джимми. Они просто встречаются и говорят: «Ну хватит обо мне. Так что же тыдумаешь о моем концерте?»
Зал душевно засмеялся. Кое-кто, вероятно, даже решил, что мое вмешательство предусмотрено сценарием. И даже если невольно я помог ему набрать очки, теперь меня уже было не остановить.
— Факт, только я не знаменитость, видишь ли. Я наврал, что знал тебя перед смертью, а потом наврал, что я юморист. Я написал статьи о себе, придумал свою карьеру, подделал весь образ жизни знаменитости, потому что хотел прославиться.
Послышались редкие нервные смешки. Даже Билли не нашелся, как бы сострить, и впервые я увидел, что ему не хватает слов. В его глазах появилось почти умоляющее выражение: «Зачем ты так, Джимми?» На экране телесуфлера в сумасшедшем темпе мелькали строки — режиссер искал этот эпизод в сценарии. В концертном зале стояла оглушающая тишина, лишь из наушников телеоператора доносились искаженные дикие вопли. Я не решился затягивать паузу.
— Собственно, до сегодняшнего вечера я ни разу не исполнил ни одной шутки на людях. Так что я не твой друг, Билли. А если кому интересно, то мои друзья — это Нэнси, Дэйв, Крис, Норман и Панда и все остальные в Сифорде, — сказал я, думая, что пора бы и остановиться, а то это прямо как концерт по заявкам в утренней передаче на Радио-2. — И если ты смотришь, Нэнси, не волнуйся, все будет хорошо.
И гордый тем, что не скомкал речь и не пропустил ни одного слова, я покинул сцену вальяжной походкой, и единственное, что смазало впечатление, так это две предательские ступеньки, ведущие со сцены, о которых я забыл. Когда я споткнулся, упал и растянулся во весь рост, то услышал последний смех, которым меня наградили как знаменитого юмориста.