Лиля выглядывала из детской и хихикала. «Сейчас будут разборки», – думала она.
Разборки у них порой случались. Оба талантливые, темпераментные, они, бывало, бурно выясняли отношения. На пол летели и разбивались настольные лампы, вазы. Но им было хорошо друг с другом, интересно. Только дети мешали, раздражали, тормозили их творческую и интимную жизнь. Свободнее было, когда дети находились в школе. Но они часто болели, и это раздражало и злило Викторию и Альберта. Больных детей закрывали в комнате, ставили им на тумбочку большой чайник с лимонной водой и клали аспирин и антибиотики. Правда, дети ходили в туалет, лезли на кухню за сладким, не давали покоя. Только когда температура зашкаливала, они лежали в отключке, и это освобождало писателей. Но как только дочери или сыну становилось чуть лучше, их тут же, недолеченых, выпихивали в школу. Через пару недель кто-то из них снова заболевал. Виктория приходила в ярость и говорила мужу:
– Зачем только мы завели их! Это огромная ошибка! Мы творческие люди, нам не до них. Мы не имели право их заводить!
Тогда Альберт звонил в Калинин тёще и рассказывал, как они с женой страдают, и повторял её слова, и умолял забрать детей. В ответ он слышал:
– Ну, вы же их сами родили, это же ваши кровиночки, ваши детки, они должны жить с вами!
Альберт только руками разводил. Он недолюбливал тёщу, а в такие моменты просто ненавидел её! Да как она не понимает! Они же творцы, гении, им нужна помощь! Двум бабам калининским одиноким и делать-то нечего, даром небо коптят, пусть внуков растят лучше, чего, в самом-то деле!
В октябре папа вместе с творческой группой улетел в Казахстан выступать. Поэтов отправило туда Бюро Пропаганды Московского Союза Писателей. Мама скучала без него. И занималась воспитанием детей. За ужином она рассказывала страшные сказки про чудище с горящими глазами, которое пожирало людей. У Лили мурашки по спине пробегали от ужаса. Очень уж живо и ярко всё стояло перед глазами. Это чудище проникало в дома, и рвало всех на части, а кишки наматывало на свои огромные когти!
А потом мама принялась шептаться с Лёней.
– О чём ты там, ма, скажи вслух, – попросила Лиля.
– Да так, про мелочи, – сказала мама. – Лиля, принеси мне из большой комнаты бусы и клипсы. Она там, на столе, и побыстрей давай, свет не зажигай.
Лиля помчалась в родительскую спальню-кабинет. Вбежала, и остолбенела. Там было чудище! Глаза и зубы горели бело-зеленоватым светом в темноте! У неё захолонуло сердце, прошиб пот. И она с дикими воплями помчалась назад.
– Там чудище! – закричала она.
– С ума сошла, что ли, – сказала мама. – Лёня, принеси хоть ты.
– Нет, не ходи, оно тебя разорвёт! – Лиля вцепилась в брата.
– Ну, пошли, посмотрим, – сказала мама.
Они вошли в комнату. Мама зажгла свет. Там стоял стул, на нём – диванная подушка, и к ней были прикреплены фосфорные бусы – словно оскаленные зубы, и клипсы – словно глаза. Они светились в темноте. Всё оказалось просто и не страшно. Но Лиля никак не могла прийти в себя от пережитого ужаса. Мама с Лёней смеялись. «За что она со мной так?» – думала Лиля. – «Почему?»
Всю ночь за ней гонялось чудище, Лиля задыхалась во сне и крепко прижимала к себе потрёпанного плюшевого медведя Федю.
Однажды в класс пришли две девушки. Они поговорили с учительницей, и объявили, что набирают детей в группу лепки во Дворец Пионеров. Лена Гартман сразу же записалась, и тогда Лиля тоже. Она старалась подражать Лене, но не очень получалось. «Вот бы стать такой, как она!» – мечтала Лиля. – «Какие у неё красивые волосы, чёрные как ночь, блестящие, длинные, завязанные в высокий пышный хвост! Какая она смелая, решительная! Все мальчишки в неё влюблены! Какие у неё красивые заколки, ни у кого таких нет, и где только она их взяла?» Спросить об этом она не решалась. Лена была её приятельницей, и Лиля боялась показаться глупой. Поэтому она обычно помалкивала. И мечтала: «Вот если бы стать такой, как Лена, тогда бы Эдик обратил на меня внимание, конечно же! Он бы сразу влюбился бы в меня!»
В этот день у Лили было сразу три радости: Лена подарила ей бисерный браслет, мама разрешила ей ходить во Дворец Пионеров на лепку, и в гости пришла тёть Изолина. Завтра она не работает – у них в поликлинике морят тараканов. А дома у неё ремонт, его делают Эдик с друзьями. Так что ночевать она будет здесь. Лиля была просто счастлива, она очень любила своих тётушек!
На следующий день она проснулась поздно, в школу проспала. Уже кончился второй урок. Мама с тёть Изолиной пили чай на кухне и что-то обсуждали. Они сидели за столом, обе рослые, широкоплечие, большегрудые, и ели шарлотку. Тёть Изолина что-то говорила и кивала головой с золотистыми волосами-шлемом, а у мамы были каштановые волосы, забранные в высокий кок. Иногда она туда подкладывала пустую консервную банку, чтобы кок был выше, но банка эта несколько раз вылетала из причёски и падала на тротуар. Сегодня банки не было, и причёска была не такая высокая. Лиля выглянула в кухню, обрадовалась. Вернулась в детскую, и стала причёсываться. И вдруг ей стало нехорошо. Попыталась заплести косу, и упала в обморок. Потом пришла в себя. Тело было как ватное. Она поплелась на кухню и слабым голосом сказала, что ей плохо, что она только что потеряла сознание.