Конечно же, я никогда не ездила на лимузине, и мои братья и сестры тотчас окружили его, словно пиньяту со сладостями… или взрывчатку.
— Круто! — воскликнул семилетний Картер, любитель практически всего, что на колесах.
— Весь этот автомобиль для одной Кейтлин? — уточнила Коринн, сестра-близнец Картера. — В нем есть ванная?
— Дети, не прикасайтесь к машине, — велел папа, хотя ему самому с трудом удавалось сдерживать себя. Мой папа здорово разбирается во всяких механизмах, так что, будьте уверены, он умирал от желания заглянуть под капот лимузина, а также протестировать его на дороге, особенно на поворотах.
— Кейтлин поедет на этой машине только потому, что ей нужно выполнить одно задание, — разъяснила всем мама.
— О боже, лимузин… — со слезами на глазах пробормотала тетушка Нэнси. — Первый тройничок у меня случился как раз в лимузине.
— В смысле, тройничок? — спросил Картер.
— Тройная автомагистраль, — быстро ответила Калико, положив конец теме.
— Милая, — сказала мама, обнимая меня особенно крепко, — мы так гордимся тобой, но просим быть предельно осторожной. Мы хотим, чтобы ты каждый час звонила нам и сообщала последние новости.
Папа протянул мне сотовый, и тогда я впервые коснулась подобной вещицы. Я видела людей с сотовыми, и у моих родителей они тоже были, но на сей счет в семье Синглберри имелось правило. Папа всегда нарекал: «До восемнадцати лет человеку мобильник не нужен, если только он не хирург, наркоторговец или проститутка». Когда он в первый раз сказал мне об этом, Хеллер выдала: «Вот было бы круто быть всеми тремя сразу».
— Мисс Синглберри? — окликнула меня высокая женщина в щеголеватой черной форме, водитель лимузина. — Меня зовут Эйприл, я буду сопровождать вас весь уик-энд.
И эта самая Эйприл, которая, как я узнала позднее, выиграла множество титулов на соревнованиях по женскому бодибилдингу, включая Мисс Олимпия, Мисс Вселенная и Мисс Дельта Номер Один трех штатов, открыла мне заднюю дверь лимузина.
— О, Эйприл, пожалуйста, позаботьтесь о нашей малышке, — попросила мама.
— Конечно, позабочусь, — заверила ее Эйприл. Не довериться ей было невозможно — ростом под два метра, с широченными плечами и огромной улыбкой она выглядела так, что даже если бы какой-нибудь автомобиль попытался подрезать ее или занять ее парковочное место, то ей бы не составило труда просто поднять его, покрутить несколько раз и бросить в ближайшую реку.
— Кейтлин? Мы опаздываем, — произнес парень лет двадцати, выглянув с заднего сиденья. — Я Уайатт Марковиц. Менеджер Хеллер. Новый менеджер. Я посвящу тебя во все детали по дороге.
Уайатт оказался привлекательным парнем, и все в нем, включая волосы, очки и тесный синий костюм, выглядело безупречно и дорого. Когда мы выехали в сторону Манхеттена, Уайатт спросил:
— А твоя семья и в самом деле такая?
— Что вы имеете в виду?
— Увидев несколько ваших видеозаписей, я подумал, что вы хорошо поете, но в какой-то момент у меня возникла мысль, что ваша семья — это что-то вроде театра импровизации, знаешь, который делает пародию на такой жанр музыки, в соответствующих костюмах и прочим. Кажется, вы все были одеты в бордовые пиджаки из полиэстера, так? Мальчики были в расклешенных брюках, а девочки в юбках по колено и гольфах. В смысле я не видел гольфов, наверное… никогда. Боже мой, ты и сейчас в них!
— Конечно, — удивилась я, взглянув на белые гольфы с горчичной полоской сверху, которые носила всю свою жизнь. — Мама и сестра Катрин шьют почти всю нашу одежду, это заставляет нас чувствовать себя особенными, а гольфы мы заказываем оптом у одной фирмы в Огайо. Если хотите, могу дать вам их адрес.
Уайатт на мгновение потерял дар речи.
— Нет, нет, спасибо, я обойдусь. И спасибо тебе большое за то, что согласилась помочь нам с Хеллер, потому что ей нужен друг, настоящий друг. Я работаю с Хеллер всего полгода, но мне уже пришлось избавиться от многих людей. Не понимаю, почему она притягивает к себе так много, скажем, сомнительных поклонников. Почему ты так на меня смотришь?
— Простите! Я не смотрю! Или не хотела это делать! Простите!
Уайатт улыбнулся.
— Да ладно, Кейтлин, давай начистоту, я ведь знаю, что ты обучалась дома, а все общение было ограничено членами вашей гигантской семейки, и именно поэтому ты идеальный вариант для Хеллер. Но признайся: тебе приходилось раньше встречать еврея?
Я так сильно покраснела, что лицо наверняка слилось по цвету с моим бордовым пиджаком. Уайатт был прав: я уставилась на него, потому что никогда раньше не видела евреев, единственный человек другой веры, к которому я приближалась — один брюнет-лютеранин.
— Простите! Это замечательно, что вы еврей! Я никоим образом не хотела вас обидеть!
— Ты невероятно милая, — ответил Уайатт, — и вряд ли способна кого-нибудь обидеть. Но имей в виду, что тебе предстоит вращаться в мире шоу-бизнеса вместе с Хеллер, где придется столкнуться с людьми разного сорта. — Он усмехнулся. — Боже мой. Ты такая убер-гoйка.
— Кто?
— «Гой» означает «нееврей» на идише — это универсальный язык шоу-бизнеса. Давай, повторяй за мной: «мешугене».
— Мех-шуг-ена, — медленно повторила я. — Что это значит?
— «Безумный». Это о Хеллер. Хорошо, теперь скажи «факакта».
Это слово оказалось еще сложнее, и я произнесла его как «Фа-кок-та».
— Что значит «скандальный». И это тоже о Хеллер. Нет, не о ней самой, она замечательная, и в ее силах разбить сердце любого, но все вокруг нее может стать очень «факакта». И еще одно выражение, которое может оказаться очень полезным, поверь мне: «ой вей из мир». Оно почти универсально и употребляется, когда что-то выходит из-под контроля. Это что-то среднее между «Осторожно», «Горе мне» и «Да я на тебя папе пожалуюсь!». Его можно использовать, когда все оборачивается против тебя и кажется, что весь мир находится на пороге своего конца в страшной межгалактической мегакатастрофе.
Я подумала о самых ужасных моментах в своей жизни: о том дне с Хеллер, об ожидании ответа из колледжей, о тех ситуациях, когда все вроде шло хорошо, но потом из ниоткуда возникало чувство, словно из-за меня случится что-то ужасное с моим братом или сестрой, и мне пришло в голову: а вдруг фразы Уайатта смогут помочь? Что, если в следующий раз, когда начнется паническая атака, я попробую сказать или подумать о чем-нибудь из этой еврейской абракадабры, и это меня успокоит?
— Ой вейз из мор, — повторила я, пытаясь выговорить фразу правильно.
Уайатт посмотрел на меня и сказал:
— Я так люблю тебя, что готов даже примерить этот пиджак. Давай еще раз: «ой вей из мир».
— Ой вейз хиз смиар, — снова произнесла я, вызвав у Уайатта приступ смеха. — Что? Все так ужасно? Я безнадежна? Не получится из меня еврейки?
— Нет, — ответил Уайатт, утирая слезы. — Ты молодец, мне нравится твоя старательность. Думаю, ты настоящий глоток свежего воздуха — как раз то, что нужно Хеллер. Заметь, я говорю это с небывалым расположением и уважением. Ты самый светлый, самый христианский человечек, которого я когда-либо встречал. Таких, как ты, мы зовем супершиксa6.