«Но ты ведь знаешь, что вампиров на самом деле не существует? — сказала я тогда Калико. — Их выдумали, и они глупые и тупые. Зачем ты тратишь время на какого-то актера, который носит пластиковые клыки и не в состоянии застегнуть пуговицы на рубашке?»
Пока Милс Стэнвуд продолжал мне улыбаться, я наконец поняла, почему Калико написала его имя секретным вампирским шрифтом на пятке — где это никогда не увидит мама — с помощью волшебного маркера. Мой папа красив, а некоторые из братьев довольно привлекательны, хоть я им в этом никогда не признаюсь, но такие, как Милс Стэнвуд, мне еще не встречались. Быть может, тут кроется еще одна причина того, почему определенные люди становятся известными: они в жизни выглядят так же, как и на своих плакатах.
— Захлопни рот, — бросила мне Хеллер, — и прекрати пускать слюни. Или надень слюнявчик.
— Брось, у Кей-Боп очень красивый ротик, — промурлыкал Милс, присаживаясь рядом со мной, и, стыдно признаться, в тот момент мне захотелось, чтобы он укусил меня за шею и превратил в вампира. Затем мы бы отправились в круглосуточный «Айхоп» есть блинчики и болтать, ну или могли бы просто притворяться, что разговариваем, пока я бы смотрела, как он поливает блинчик сиропом и снова мне улыбается.
— А ты нравишься Кей-Боп, — подметила Хеллер, — она вся трепещет.
— Пожалуйста, не называй меня Кей-Боп! Это оскорбительно, унизительно и по-детски!
— Родителей Кей-Боп зовут Кельвин и Кэрол, у них восемь сотен детей, имя каждого из которых начинается на букву «К»: Кабачок, Какаду и Колостомия…
— У меня только восемь сестер и братьев, а буква «К» нравится моим родителям, потому что она символизирует консолидацию, кооперацию и Князя мира, нашего Бога.
Хеллер сымитировала приступ удушья.
— Йоу, Хел, с возвращением! — воскликнул какой-то парень в маленькой шляпе, сдвинутой на затылок, в потертой кожаной байкерской куртке и свободной футболке. — Держи. Твое любимое. Я все помню. — И протянул Хеллер что-то, похожее на бутылку импортного пива.
Но я резко встала и выхватила ее.
— НЕТ! — произнесла я как можно строже и громче. — Хеллер не интересует алкоголь, так что, будьте добры, покиньте немедленно эту закрытую зону! Или я… я… я… позвоню вашим родителям!
Все парни уставились на меня, а Хеллер зарыла лицо руками.
— Эта шутка, да? Хел? — спросил незнакомец.
— НЕТ! Я не шучу! Заберите эту бутылку и… и… утилизируйте ее! Я вас предупреждаю! Потому что… у меня есть на это полное право!
— Ладно-ладно, успокойся, — пробормотал парень, отступая и смешиваясь с толпой на танцполе.
— Отлично сработано, — похвалил меня Уайатт. — Теперь понимаю, почему твоя семья послала тебя сюда.
Хеллер вскочила на ноги, от раздираемой злости она едва могла говорить.
— НЕ МОГУ… ПОВЕРИТЬ… ЧТО… ТЫ… ЭТО… СДЕЛАЛА!
— Я не собираюсь извиняться, — ответила я. — Тот человек предлагал тебе отраву и средство для самоубийства…
— Приветик, Хел, — прощебетала очень худая и невероятно красивая блондинка в платье размером с прихватку. — Смотри, что у меня есть. — Девушка разжала руку, в которой лежал маленький целлофановый пакетик с какими-то таблетками.
— ЭТО ЧТО, НАРКОТИКИ?! — возмущенно спросила я, вновь вставая и повышая тон, потому что это, по-видимому, производило эффект. — Хеллер в них не нуждается, благодарим вас! У нее нет надобности принимать наркотики, ловить кайф или… или… превращаться в тех, кто принимает колеса, погружается в убийственную ярость и в итоге оказывается в тюрьме строгого режима вместе с себе подобными!
— Ладно… — буркнула прелестная девушка, пятясь к толпе, в то время как Хеллер наиграно стукнулась головой о стол.
Уайатт широко мне улыбнулся и сказал:
— Это была Тайси Шенделс.
— Кто? — не поняла я.
— В этом месяце она была на обложке итальянского «Вога», — ответил он, — а еще Тайси является лицом марки «Мюлтресс», средств для ухода за волосами.
— Мне плевать, кто она, — отчеканила я. — Хотя если она была на обложке итальянского журнала, тогда почему говорит по-английски?
— ОНА ПРОСТО ХОДЯЧАЯ КАТАСТРОФА! — взвизгнула Хеллер, выскакивая из-за стола и направляясь к танцполу.