Кровь приливала к моему лицу, а в голове вертелся вопрос: как такое могло случиться? Я не была ни на одном свидании и даже толком не разговаривала ни с одним мальчиком, кроме, конечно, своих братьев, и вот я здесь, стою на голове, а двое красивейших парней на свете, от которых потеряли голову девчонки по всему миру, пытаются поймать мою улыбку.
— Смотри, Кейти, я руками не касаюсь пола, — похвастался Милс. Его руки оторвались от земли, и он теперь балансировал на голове.
— Это все потому, что у него голова приплюснутая, — буркнул Билли, который поднялся в стойку на руках и шагал туда-сюда.
— Кейти, у тебя здорово получается, — продолжил Милс.
— Вниз головой ты выглядишь еще круче, — произнес Билли.
И тут я пукнула. Только это была не я, а Хеллер, которая спрятала свое лицо меж моих ног и затем, конечно, неслучайно, произвела очень сочный и мерзкий звук. По лицам Милса и Билли я поняла, что они подумали на меня, хотя я ненавижу пукание больше чего-либо! Однажды во время молитвы я пообещала Богу серьезно задуматься о том, чтобы присоединиться к Корпусу мира или уйти в монастырь, если Он поможет мне никогда не пукать, не рыгать и не производить какие-либо еще отвратительные звуки на публике. Но вот я здесь, а Хеллер вновь повторила этот звук, и на этот раз он был намного громче и отвратительнее первого! Хеллер хотела подставить меня не только перед Милсом и Билли, но и перед Господом!
— Господи, Кейти, — сказала мне Хеллер, помахивая рукой перед носом, — что это, завтрак по-мексикански?
Милс и Билли рухнули на пол, покатываясь от смеха.
— Это не я! — настаивала я, пытаясь подняться, но Хеллер удерживала мои ноги.
— Испускание газов — вещь совершенно естественная, — произнесла Узюм. — Это здоровое высвобождение сернистых токсинов и накопившегося желудочного напряжения.
— И гуакомоле, — добавила Хеллер, наконец отпуская мои ноги.
Глава 17
И никаких больше пуканий!
— Я тебя сейчас убью! — крикнула я Хеллер, бегом возвращаясь в наш номер, красная от испытанного стыда и унижения.
— Да ладно тебе, успокойся, — бросила та.
— Просто не могу поверить, что ты сделала это! Перед Милсом и Билли!
— Это было великолепно…
— Это было УЖАСНО! Это была КАТАСТРОФА! Я больше никогда не смогу посмотреть им в глаза! Это ты во всем виновата!
— Господи! Я же просто пошутила!
— Хеллер, последний раз тебе говорю: прекрати упоминать имя Господне всуе! Это принижает твой дух, не говоря уже о том, как мне больно это слышать!
— Я знаю.
Хеллер произнесла это грустным тоном, опустив глаза в пол. Она казалась искренне расстроенной, что показалось мне очень подозрительным.
— Ты должна постараться прекратить использовать этот ужасный язык!
— Ты права. Это отвратительная привычка, и мне действительно нужно постараться от нее избавиться.
— Знаешь, что помогает мне? Если меня вдруг кто-нибудь оскорбил или разозлил и у меня изо рта вот-вот вырвется одно из этих оскорбительных и богохульных слов? Я заменяю его названием какого-нибудь городка в Нью-Джерси. Например, если я ударилась мизинцем об диван, я могу воскликнуть: «Ох ты, озеро Хопатонг!» Если я обожглась во время готовки, я скажу: «Вихокен!»
— Да, это действительно очень хорошая идея. Дай-ка, я попробую.
— Конечно! Представим, что ты попала под дождь и у тебя нет с собой зонтика. Что ты скажешь?
— М-м-м… Трентон?
— Почему бы и нет? Вполне подойдет. Еще ситуация: ты на пляже, и тут внезапно тебя жалит медуза.
— Хакенсак!
— Да! Молодец!
Я чувствовала удовлетворение. Мне удалось превратить недавнее происшествие на занятии йогой в возможность преподать Хеллер небольшой урок.
— Ты находишься в одном из своих мерзких ночных клубов, ну или на вечеринке дегенератов Голливуда. К тебе подходит человек и предлагает тебе какое-то запрещенное вещество. Что ты скажешь?
Хеллер на секунду задумалась, нахмурив брови.
— А не пойти ли тебе в Тинек, данелленский кусок гребаной горы Киттатини!