– Конечно, Мышка. Они отпускают меня рано утром. – Я рассказала ей новости, но она лишь покачала головой. Она передала мне еще одну записку.
«После Дня благодарения или даже раньше. За хорошее поведение или, быть может, за то, что я трачу много бумаги. Суть в том, что я лучше останусь здесь. Из-за своего преступления я никогда не смогу вернуться домой. Когда я выйду, мне будет нужна работа».
– Хотела бы я помочь, но... – Она прикладывает ладонь к моим губам и передает мне очередную записку. Очевидно, мои ответы были столь предсказуемы.
«НЕ ГОВОРИ «НЕТ»! Ты можешь. Ты очень могущественна. Я много думала об этом, Аня. Я хочу стать шоколадным дилером» .
Я рассмеялась, поскольку не смогла представить ее за подобным занятием. Девчонка пяти футов ростом и совершенно немая! Я повернулась к ней и, судя по выражению ее лица, она не думала шутить. В этот момент спичка догорела, и она зажгла еще одну.
– Мышка, – шепчу я. – Я не связана с «Шоколадом Баланчиных» подобным образом, а если и была бы, я даже представить не могу, почему ты хочешь такую работу.
«Мне семнадцать. Я немая преступница. У меня нет близких, нет денег, образования».
Ее можно было понять. Я кивнула, и она передала мне последнюю записку.
«И ты мой единственный друг здесь. Я знаю, я маленькая и слабая, как мышка, но я не трусиха и готова на все. Если ты позволишь мне работать с тобой, я буду предана тебе всю оставшуюся жизнь. Я умру за тебя, Аня».
Я сказала ей, что не хочу, чтобы кто-то еще умирал за меня, и задула спичку. Я вылезла из койки Мыши и направилась в свою, где довольно быстро заснула.
Утром, когда она написала мне, а я попрощалась, она не упомянула о том, что просила меня помочь ей стать шоколадным дилером. Последнее, что она написала мне, прежде чем за мной пришла охрана:
«Увидимся, А. Кстати, меня зовут Кейт».
– Кейт, – произнесла я. – Приятно познакомиться.
В одиннадцать меня заставили переодеть комбинезон «Свободы» на уличную одежду. Несмотря на тот факт, что меня забрали из школы, в тот день на мне была надета униформа Троицы. Я так к ней привыкла. Даже три месяца спустя, натягивая юбку на бедра, я ощутила, как мое тело жаждет вернуться в школу, особенно в Троицу, где на прошлой неделе без меня начались занятия. После того, как я переоделась, меня отвели в комнату для свиданий. Целую жизнь тому назад я виделась в этой же самой комнате с Чарльзом Делакруа, но сегодня там меня поджидали мои адвокаты, Саймон Грин и мистер Киплинг.
– Я выгляжу, как человек, который прошел через многое? – спросила я у них.
Мистер Киплинг оглядел меня, прежде чем ответить.
– Нет, – сказал он наконец. – Ты выглядишь очень даже неплохо.
Я вышла на душный сентябрьский воздух и попыталась не принимать близко к сердцу потерю лета. Будет и другое лето. Другие парни. Я сделала глубокий вдох, пытаясь вдохнуть щедрую порцию воздуха в легкие. Я ощутила запах сена и отдаленный запах чего-то сернистого, гнилого, быть может, жженого.
– Насколько я могу помнить, свобода пахнет несколько иначе, – заметила я своим адвокатам.
– Нет, Аня, это всего лишь река Гудзон. Снова где-то пожар, – зевнув, ответил мистер Киплинг.
– Что на этот раз? – спросила я.
– Как обычно, – ответил мистер Киплинг. – Что-нибудь с низким уровнем воды и химически загрязненное.
– Боюсь, нет, Аня, – добавил Саймон Грин. – Город окончательно пришел в упадок после твоего ухода.
***
Когда мы вернулись в мою квартиру, лифт не работал, поэтому я сказала мистеру Киплингу и Саймону Грину, что им нет необходимости провожать меня до дверей. Наша квартира находилась на уровне пентхауса ‒ на тринадцатом этаже. В доме был лифт, из-за суеверия этаж переименовали в четырнадцатый. Тринадцатый же он или четырнадцатый, наверх был путь неблизкий, а сердце мистера Киплинга было еще слабо. Мое же, напротив, было в потрясающей форме, так как я провела лето в «Свободе», выполняя изнурительные спортивные упражнения, иногда по три, иногда по четыре часа в день. Я похудела и стала сильной, так что была в состоянии подняться по лестнице. (Немного в сторону: не слишком ли добавить, что в то время как мышцы моего сердца были в потрясающей форме, самому сердцу, несомненно, было лучше? О, невероятно, но это так. Не судите меня слишком строго.)
Оставив свои ключи (и другие ценные вещи) дома, я была вынуждена позвонить в дверь. Имоджен, которая осталась заботиться о моей сестре, отозвалась:
– Аня, мы и не слышали, что вы приехали! – Она просунула голову в прихожую. – Где мистер Киплинг и мистер Грин?
Я сообщила ей о состоянии лифта.
– О, милая. Должно быть, это произошло только что. Быть может, он наладится сам собой? – она радостно улыбнулась.
Что? В моей жизни хоть что-нибудь налаживалось само собой?
Имоджен сообщила, что Скарлет ждет меня в гостиной.
– А Нетти? – спросила я. Она должна была вернуться из лагеря одаренных детей еще четыре недели назад.
– Нетти... – колеблясь, произнесла Имоджен.
– Что-то случилось? – Я почувствовала, как забилось мое сердце.
– Нет. С ней все хорошо. Она ночует у подруги, – покачала головой Имоджен. – Готовит проект для школы.
Я изо всех сил попыталась не выдать своих чувств:
– Она сердится на меня?
Имоджен поджала губы.
– Да, немного, я думаю. Она была расстроена, когда узнала, что ты солгала о поездке на «Свободу». – Имоджен покачала головой. – Ты знаешь подростков.
– Но не Нетти. – Я собиралась сказать, что Нэтти не была подростком, но после вспомнила: она им была. В июле ей исполнилось тринадцать. Но другое дело, что я пропустила это благодаря своему заключению.
Из коридора раздался знакомый голос.
– Я слышу всемирно известную Аню Баланчину? – Скарлет подбежала и обняла меня. –Аня, где твоя грудь?
Я отодвинулась от нее.
– Знаешь, на самом деле еда в Свободе очень питательна.
– Когда я видела тебя в «Свободе», ты всегда была в темном комбинезоне, но в твоей старой форме Троицы мне стало очевидно, что ты смотришься...
– Ужасно, – вставила я.
– Нет! – в один голос воскликнули Имоджен и Скарлет.
– Это не как в прошлый раз, когда ты попала в «Свободу», – продолжила Скарлет. – Ты не выглядишь больной. Только посмотри... – Скарлет возвела глаза к потолку. Я вспомнила из моего первого года судебной науки, что когда свидетель поднимает глаза, значит, он находится в процессе обдумывания. Моя самая лучшая подруга собиралась солгать. – Ты выглядишь изменившейся, – мягко ответила она. Скарлет взяла меня за руку. – Давай пойдем в гостиную. Я хочу узнать все, что с тобой произошло. Еще я надеюсь, ты не будешь возражать, но Гейбл здесь. Он действительно хотел видеть тебя, и он мой парень, Аня.
Я сделала умный вид, но Скарлет была моей лучшей подругой, поэтому я должна была так сделать.
Мы пошли в гостиную, где у окна стоял Гейбл. Он опирался на костыли, никакой инвалидной коляски в поле зрения не находилось. В остальном ему стало лучше. Цвет его лица не был бледным, почти белым, но никаких очевидных рубцов на местах пересадки кожи. Черные кожаные перчатки скрывали его руки, так что я не могла увидеть, что стало с его изуродованными пальцами.
– Арсли, ты снова ходишь! – поздравила я его.
Скарлет захлопала в ладоши.
– Знаю, – сказала она. – Разве это не здорово? Я так им горжусь!
С некоторым трудом Гейбл развернулся ко мне.
– Да, разве это не замечательно? После нескольких месяцев физиотерапии и бесчисленных болезненных хирургических операций, я могу сделать то, что делают большинство двухлеток ‒ управляют собой гораздо лучше. Разве я не чудо современной медицины?
Скарлет поцеловала его в щеку.
– Не ходи по темным закоулкам, Гейбл. Оставайся со мной и Аней на свету.
Гейбл рассмеялся над шуткой Скарлет, а затем поцеловал ее, она что-то прошептала ему на ухо, и он заулыбался. Она помогла ему на диванчике, куда они сели. О мой Бог, как сказала бы бабушка, Скарлет и Гейбл могут быть на самом деле влюблены! На мгновение я почти завидовала им. Не хочу снова быть с Гейблом, конечно нет! После всего, что Скарлет сделала для моей семьи, я не могла завидовать тому, что у нее есть парень. Чистая правда в том, что я скучала по ощущению быть парой.