Тео положил ладонь на мое плечо.
Я пожала плечом, избавляясь от нее.
– Оставь меня одну.
– Прости, – он опустился на одно колено. – Прости меня.
– Сезон сиесты или нет, но эта работа нелегка, Тео.
– Знаю. Да, я знаю это очень хорошо. В других странах люди позволяют маленьким детям работать в этих садах. Родители продают их за бесценок. Я говорю тебе об этом, потому что мне оно внушает отвращение, Аня. Поэтому если мой какао будет стоить немного дороже, так это потому, что я плачу настоящим фермерам настоящую зарплату, и оно того стоит. Лучшие фермеры создают превосходный продукт. Мой какао на вкус лучше и я не склоняю голову в церкви, ты знаешь это?
Я тихим голосом спросила его, знает ли он, какой вид какао используется для шоколада Баланчиных?
– Не мой, – сказал Тео. – Не могу сказать точно, но большинство шоколадных брендов на черном рынке используют самый дешевый какао, который только можно достать. Такова реальность бизнеса на черном рынке.
Тео невероятно тактично сказал, что эта реальность, возможно, касалась моей семьи.
– Однажды я встретил твоего отца, – сказал Тео. – Он приехал в Гранья-Манана, чтобы встретится с моими родителями насчет закупки нашего какао. Мои родители думали, что он тоже на это решился. Помню, мама и папа рассматривали возможность покупки дополнительных акров земли. Поставка шоколаду Баланчиных означала большие деньги. Но примерно через месяц мы услышали, что Лео Баланчин умер, сделка отменилась.
Тео встречал моего отца! Я опустила свой мачете.
– Можешь вспомнить, папа что-нибудь говорил?
– Прошло много времени, Аня, но я помню, как он упомянул, что у него сын моего возраста.
– Мой брат, Лео. Он был тогда очень болен.
– Как он сейчас? – спросил Тео.
– Лучше. Намного лучше. Юджи Оно сказал мне, что Лео влюбился, – я закатила глаза.
– Ты не веришь?
У меня нет причин не верить Юджи Оно. Плюс было кое-что еще. За прошедшие несколько месяцев я осознала, как мало знала Лео. Я всегда старалась защитить его, но думаю, что это привело к тому, что я не смотрела на него по-настоящему. Я пожала плечами.
– Если это правда, я счастлива за него.
– Тебе это на пользу, Аня. Миру нужно больше любви. Раз уж мы об этом заговорили, я хотел бы взять тебя на фабрику, показать шоколад, который мы делаем к Дню Святого Валентина. Это самая горячая пора для наших фабрик.
Я спросила его, почему они делают шоколад на день Валентина.
– Ты шутишь, Аня? Мы делаем шоколадные сердца, коробки конфет и все остальное! А что в твоей стране люди делают на день Валентина?
– Ничего. Теперь это не самый популярный праздник, – я вспомнила, как бабушка сказала мне, что в ее время день святого Валентина был грандиознее.
Рот Тео открылся.
–Так у вас нет шоколада? Нет цветов? Нет валентинок? Ничего?
Я кивнула.
–Как грустно. Где же романтика?
– У нас все еще остается романтика, Тео.
– Ты имеешь в виду своего Вина? – поддразнил меня Тео.
– Да, его. Он очень романтичный.
– Я встречу этого Казанову, когда поеду в Нью-Йорк.
Я спросила его, когда он приедет.
– Скоро. Как только уедешь ты, я последую за тобой.
– А что насчет фермы и фабрик?
– Ах, это? Она управляется сама. Позволю моим сестрам и брату для разнообразия, – Тео рассмеялся. – Будь готовой ко мне, Аня. Я останусь с тобой. Ничего, кроме красной ковровой дорожки я и не жду.
Я сказала ему, что буду счастлива видеть его в любое время.
– Аня, ответь мне серьезно.
Я сообразила, что ни о какой серьезности и речи не идет.
– Да, Тео.
– Ты же не можешь на самом деле предпочесть Вина мне. У нас слишком много общего, и если ты не заметила, я очарователен.
Я проигнорировала его и начала работать.
– Аня, а этот Вин...он очень высокий?
***
Следующим днем Тео и я поехали на фабрику, где они изготовляли продукты и товары за пределами какао-производства, которые он описал как: крем для рук, протеиновые порошки и даже пакеты для горячего шоколада бабушки.
Вернулись мы в Гранья-Манана после заката, когда рабочие разошлись по домам. Я сопроводила Тео на быструю проверку садов. Я шла впереди него, как вдруг услышала звук шуршащих листьев. Это могло быть маленькое животное, но я нащупала мачете. Меня отвлек плод с явными признаками монилии. Я наклонилась, чтобы отрезать его.
Секунду спустя Тео закричал:
– Аня, обернись!
Я подумала, что Тео шутит, так что не обернулась.
– Аня!
Все еще присев, я обернулась. Позади меня был крупный мужчина. Первое, что я заметила – его маску; второе – пистолет. Пистолет направлен на мою голову, и я уверилась, что умру.
Краем глаза увидела, что ко мне бежит Тео со своим мачете.
– Нет! – закричала я. – Тео, уходи! – я не хотела, чтобы Тео тоже убили.
Мой крик, похоже, смутил человека, потому что на секунду он замешкался. Он повернулся только в тот момент, когда Тео ударил его по плечу лезвием своего мачете. Пистолет выстрелил. Звук был негромким – на пистолете стоял глушитель. Я даже увидела искру от выстрела. Тео ранили, но я не смогла разглядеть, куда именно. Я взяла свой мачете и замахнулась. Не думая о том, что делаю, я отрезала руку человеку в маске. Правую руку, в которой он держал пистолет. Было трудно, но я практиковалась с какао бобами и мачете только что заточили. (Немного в сторону: оглядываясь назад, стоит упомянуть, что тренировалась я с ноября.) Главным отличием между отрезанием человеческой руки и какао-боба была кровь. Столь много крови. Кровь брызнула мне на одежду и лицо, что на мгновение я могла видеть лишь кровавые пятна. Я вытерла глаза. Человек уронил пистолет (рука упала) и я разглядела, что он схватился за обрубок и побежал в глубь тропического леса, в темноту. Мы находились в милях от больницы. Он, наверное, будет кровоточить до смерти.
– Вс-с-п-ы-ы-ышка-а, – заорал он. Или что-то другое, я не поняла.
Я повернулась к Тео, упавшему на землю.
– Ты в порядке? – спросила я его. Свет пропал и я не смогла разглядеть, где у него было кровотечение.
– Я...
– Куда он тебя ранил?
– Я не знаю, – он слабо положил руку на грудную клетку, и мое сердце окаменело.
– Тео, я пойду за помощью.
Он покачал головой.
– Тео!
– Послушай меня, Аня. Не говори моей матери, что произошло.
– Ты не в себе. Я расскажу твоей матери. Я пойду за помощью.
Тео покачал головой.
– Я собираюсь умереть.
– Не драматизируй.
– Мама будет винить тебя. Это не твоя вина, но она будет винить тебя. Никому не говори, кто ты.
После слов Тео я уверилась, что виновна я.
– Я иду! – я вытащила руку из ладоней Тео и побежала в дом.
Следующие несколько часов промелькнули как пятно. Луз, Луна, и я положили Тео на носилки, которые мы сделали из простыни, вытащили его в грузовик и сразу поехали в больницу, размещенную в получасе езды от нас. К этому времени Тео вырубился.
Я объяснила Луз и Луне на столько, на сколько могла, что произошло, хотя не могла понять это сама.
Когда мы приехали в больницу, я повторила историю местной полиции, затем они задали мне вопросы, которые Луна мне перевела. Нет, я не знаю этого человека. Нет, я не видела его лицо. Нет, я не знаю, почему он оказался в саду. Да, я отрезала ему руку. Нет, я не взяла ее с собой. Она находится на земле, вместе с пистолетом.
– И ваше имя? – спросил один из копов.
Я не ответил сразу, поэтому Луна ответил за меня.
– Аня Барнум. Она остановилась у нас, чтобы узнать о какао-бизнесе. Она очень хороший друг Тео и дорогой друг нашей кузины, и мне не нравится, что вы сомневаетесь по поводу нее.
Наконец, полиция позволила нам идти, чтобы найти, если получится, руку, пистолет и однорукого человека в маске.
Луна похлопала меня по руке.
– Это не твоя вина, – утешила она. – У нас много конкурентов в какао. Раньше это никогда не оборачивалось насилием, но...Я не понимаю этого! – Луна начала плакать.