Да-с... А курил как! Одним ртом затягивался, другим колечки пускал. А что женщины его рассказывали! – скабрезно подмигнул мне фон Каттенвингс, пьяневший на глазах. – О комплексном его куннилунгуссе... Да с такими глазами рассказывали, что у него отбою от любительниц острых ощущений не было. А как пел! В два голоса – один высокий, певучий бас, другой низкий, глубокий. И пел все по системе Станиславского, с общением, взаимодействием и внутренней связью голов между собой. Бывало, как споет:
Высоким басом гудит фугас –
В подарок фонтан огня,
А боцман Бэби пустился в пляс —
Какое мне дело до всех до вас,
А вам до меня...
так мороз по коже. Правда, с приемом пищи у них постоянный был конфликт – желудок то один! Но потом они с этим договорились – стали по очереди есть, – один ложкой машет, другой газетку читает или вообще спит, чтобы слюнками не обливаться. Да, с едой они договорились, а вот с храпом война была. Гражданская война с самыми что ни на есть телесными повреждениями. Представьте, когда левая голова первый раз захрапела в три голоса благим матом, так правая как врежет ей кулаком по яйцам! – фон Каттенвингс раскатисто расхохотался, и я понял, что и он воспитывался в деревне. – Но потом и с этим образовалось, более-менее образовалось – уши они друг другу стали кусать: как захрапит одна голова дальше некуда, так другая хвать ближайший лопух от души! Так смежных ушей у них и не стало. Но особо они не переживали, да-с... И прожили до глубокой старости, и умерли, как говорится, в один час.
А Ксавье, младшему его брату, меньше с головами повезло... – помолчав, невесело вздохнул фон Каттенвингс. – У старшего брата-то они, в общем, ладили, а у Ксавье, как еврей с арабом, горла друг другу грызли, глаза выдавливали, плевались, лбами с размаху стукались...
– Почему это?..
– Да потому что одна любила выпить, другая спиртное на дух не переносила, одна была католичкой, другая – свидетелем Иеговы, одна ничего кроме мяса не ела, другую от него воротило, одна на женщин была падка, другая никого кроме мужчин видеть не хотела. Ну и в общем, после очередного осле матча «Челси» – «Манчестер» бабушка позвонила хирургу, и тот, посмеявшись: – Две головы хорошо, а одна лучше?! – согласился на ампутацию...
– А почему левую отрезали?
– Догадайтесь с трех раз.
– Да ладно, не томите – не люблю угадывать ибо всегда ошибаюсь.
– Да очень просто – она болела за «Челси», а хирург за «Манчестер».
Мы посидели с полчаса, прежде чем разойтись. Отойдя немного, я безотчетно обернулся. Фон Каттенвингс нетвердо шел прочь. Что-то в его фигуре показалось мне странным. Вглядевшись, понял, что.
Лопатки.
Они как-то странно выдавались, топорщили куртку.
– Вот откуда фамилия фон Каттенвингс, пусть придуманная! – воскликнул я, сомкнув факты-звенья в одну цепь. – Обрезанные крылья! Ему обрезали, ампутировали крылья!
По дороге в гостиницу мне взгрустнулось – представил юношу-Каттенвингса с белыми ангельскими крыльями. Уже подходя к месту, пришел к мысли, что крылья точно были не ангельскими. Они были противно-костисто-перепончатыми. С такими – ни в храм, ни в кабак. Вот и отрезали.
Из-за таких вот встреч я люблю путешествовать – разве в Люблино, на Совхозной улице, услышишь такой рассказ?