— У меня все, — заявил Дункан. Снова повернувшись к Итону Драйверу, он добавил: — Надеюсь, вы поймете, сэр, с каким отвращением я вел допрос этого свидетеля в свете той информации, которая содержится в этих документах.
Барни Морден подскочил на месте и взглянул на стол, за которым сидели присяжные заседатели. Он только сейчас понял, чтение какого рода материалов так увлекло их. Саркастическая улыбка сползла с его лица. Он уже готовился покинуть скамью для свидетелей, когда Морейн жестом удержал его:
— Подождите. Я хочу задать мистеру Мордену несколько вопросов.
— А я отказываюсь на них отвечать, — побагровел бывший старший следователь.
— Вы не можете от этого уклониться, — заявил прокурор.
— Но этот человек не является представителем правовых органов, — упорствовал Барни Морден.
— Нет необходимости быть им, чтобы получить право задать вам ряд вопросов, — разъяснил Дункан. — Мистер Сэмюэл Морейн присутствует здесь для того, чтобы содействовать работе данного заседания Большого жюри, и поэтому вполне может это делать.
— А если я все же откажусь отвечать? — обратился Морден к председателю жюри.
— Вы будете взяты под стражу за неповиновение, — просто сказал тот.
Морейн, одарив Мордена улыбкой, добавил:
— Пришел мой черед ответить вам ударом на удар, Барни.
Лицо Мордена налилось кровью. Он приподнялся с места.
— Сядьте, — посоветовал Морейн, по-прежнему излучая улыбку, — и лучше скажите мне, какой характер носили раны Диксона?
— Этот момент будет освещен судебным медэкспертом, который проводил вскрытие, вмешался Дункан.
— Но этот свидетель тоже может ответить на мой вопрос, — упорствовал Морейн. — Разве вам чем-то не подходит этот вопрос, сэр?
— Ладно, — сдался Дункан. — Можете его задавать.
— Так каковы были раны, нанесенные Питеру Диксону, мистер Морден? — повторил Морейн.
— Ранений было два. Одно — в грудь, другое — в голову. Были произведены два выстрела. Пуля, попавшая в грудь, прошла несколько сверху и слева от сердца и была выпущена в стоявшего Диксона. Пулей в висок добивали уже лежачего, чтобы полностью увериться в его смерти. Вокруг этого пулевого отверстия обнаружены пороховые ожоги, и это свидетельствует о том, что второй выстрел был произведен в упор.
— А этот выстрел в висок не мог быть первым?
— Нет. Стреляли в лежавшего на полу. Пуля прошла сквозь голову и застряла в паласе.
— Никаких других ранений не было?
— Нет.
— А порезов или царапин?
— Тоже не было.
— Вы полностью убеждены, что ни на голове, ни на шее, ни на руках не было ни ран, ни порезов? Ведь они обязательно должны были появиться при ударе об оконное стекло.
— На трупе ничего подобного замечено не было, — уверенно ответил Барни Морден.
— Верно ли, что единственным способом, примененным для определения времени преступления, была оценка степени оплыва свечи в кабинете жертвы?
— Нет.
— Тогда к каким методам прибегали еще?
— Выстрелы не были услышаны в доме, следовательно, их произвели в то время, когда мимо проходил поезд. А единственным поездом в момент, указанный степенью сгорания свечи, был тот, что проследовал в десять сорок семь. Поэтому можно утверждать, что преступление произошло именно в эти минуты.
— А известно ли вам, что там проходил и другой поезд — товарный — в десять десять?
— Известно.
— Почему же нельзя допустить, что тогда же произошло и убийство?
Морден презрительно ухмыльнулся.
— Свеча погасла намного позже, — заявил он.
— Вы в этом уверены?
— Разумеется. Я лично проводил следственные эксперименты.
— Так это вы “подремонтировали” основание свечи?
— Конечно нет. При чем здесь это?
— На первый взгляд ни при чем, — согласился Морейн. — Но посмотрите внимательно на это основание, и вы придете к заключению, что свечу обрезали. Сама она оранжевого цвета, темноватая на поверхности, но, как можете убедиться, с почти белым торцом. Это доказывает, что ее подкоротили с помощью раскаленного лезвия перочинного ножа. При более тщательном осмотре увидите даже его следы.
Барни Морден наклонился к свече, внимательно осмотрел ее и тихо произнес:
— Так оно и есть! Вы, должно быть, правы.
На губах Морейна играла торжествующая улыбка.
— А поэтому, допуская, что в соответствии с прохождениями поездов преступление могло быть совершено как в десять десять, так и в десять сорок семь, извольте доложить Большому жюри, где вы, свидетель, находились в десять часов десять минут?
На лицо Мордена набежала тень паники.
— Где я был? — повторил он, как бы стремясь выиграть время.
— Да, вы, — подтвердил Морейн. — У вас был превосходный мотив для устранения Питера Диксона. Тот готовился предстать перед Большим жюри, а вы, Барни Морден, уже давно злоупотребляли своим положением в окружной прокуратуре, чтобы по просьбам Карла Торна обеспечивать безнаказанность богатым и влиятельным преступникам. В двух острых ситуациях вам даже удалось выкрасть из прокуратуры соответствующие материалы. А Питер Диксон располагал документами, доказывающими этот факт, и они в совокупности со многими другими материалами изучаются сейчас членами Большого жюри. Естественно, вы, как и ваш сообщник и вдохновитель Карл Торн, стремились помешать Питеру Диксону осуществить его намерение. Убийство в этих условиях просто напрашивалось. Итак, поскольку для вас мотив преступления доказан, прошу ответить, где вы были в десять часов десять минут в тот день?
Морден смертельно побледнел. Он несколько раз моргнул и наконец медленно произнес:
— Я был в это время вместе с Торном. Мы обсуждали различные проблемы.
Морейн усмехнулся и сощурил глаза.
— Значит, вы были с Торном? Считаете, что ваш сообщник сможет умело засвидетельствовать это? — Он сделал рукой прощальный жест. — Я отомстил за ваш удар, Барни Морден. У меня вопросов больше нет, но не вздумайте выходить из этого здания.
Фил Дункан вскочил с места.
— Минуточку! — воскликнул он. — Мы не можем оставить дело в таком состоянии. Я хочу разобраться в нем до конца.
Морейн кивнул:
— Тогда, сэр, вызовите следующего свидетеля — доктора Хартвелла.
Дункан умоляюще посмотрел на Морейна.
— Ради Бога, Сэм, — прошептал он. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, или же это вспышкопускательство, подобное тем, к которым ты привык прибегать при игре в покер? — Окружной прокурор вдруг заметил, насколько неуместным было это его замечание личного характера, и поспешно добавил: — Будьте любезны объяснить Большому жюри, какую цель вы преследуете?
Морейн покачал головой:
— Я всего лишь задаю вопросы, пытаясь выяснить, что произошло. У меня уже сложилось представление о том, как все было на самом деле, но я хочу убедиться, что оно соответствует действительности, прежде чем выдвигать обвинения. Когда задержали доктора Хартвелла, то изъятые у него личные вещи были сложены в специальный конверт. Прошу вас послать за доктором Хартвеллом и распорядиться забрать у тюремщиков этот конверт. В нем должен находиться небольшой перочинный ножик. Может быть, стоит изучить его лезвие.
— Видимо, понадобится какое-то время, чтобы доставить этот конверт сюда, — предупредил Дункан. — А пока суд да дело, почему бы не задать мистеру Мордену еще ряд вопросов?
— Но нельзя исключать, — настаивал Морейн, — что уважаемые члены Большого жюри захотят использовать этот перерыв для ознакомления с документами.
Дункан взглянул на присяжных заседателей и согласился:
— Ладно. Подождем, пока принесут этот конверт. Однако Большое жюри, казалось, в значительной мере потеряло интерес к документам. Его члены посматривали на Морейна с уважением и восхищением. Итон Драйвер, председатель Большого жюри и заклятый противник Карла Торна и его приспешников, а также видный сторонник кандидатуры Джона Феарфилда на пост окружного прокурора, задумчиво вглядывался в Фила Дункана.
Выходя из зала заседаний Большого жюри, Барни Морден бросил на Морейна отчаянный взгляд. Только теперь он по достоинству оценил ум Морейна и ту изящность, с которой тот высветил перед членами Большого жюри мотивы, имевшиеся у Торна и у него самого для убийства Пита Диксона.