— Добрый вечер, мистер Эллингтон! — сказал Гатри.
Эллингтон резко остановился в дверях.
— Добрый? — прорычал он. — Я вас не знаю! Какого черта вы делаете в моем кабинете?
— Ничего особенного, поджидаю вас в надежде побеседовать с вами.
— Какие, к дьяволу, беседы! Я желаю знать, по какому праву вы сюда влезли?!
— Видите ли, мистер Эллингтон, вы ведь не станете возражать, если ваши посетители подождут вас здесь, пока вы на занятиях?
— А-а-а! Надо понимать, вы один из тех сыщиков, которые шастают тут у нас по ночам?
— Вы угадали.
— Жаль, что не я директор этой школы, — с едва сдерживаемой яростью произнес Эллингтон. — Я не позволил бы полиции вмешиваться в жизнь школы таким беспардонным образом! Это полное безобразие, я так и сказал директору: безобразие. Похоже, школу хотят просто изничтожить, втоптать в грязь ее репутацию…
— Очень верная мысль! — заметил Гатри. — Какой-то злонамеренный педагог, обиженный на руководство, убивает ученика с целью уронить престиж школы… Как это мне не приходило в голову?
— Юмор здесь неуместен, — мрачно буркнул Эллингтон.
— Вы совершенно правы. Послушайте, мистер Эллингтон, я всего лишь слуга закона и мне надо выполнять свои обязанности. Произошло убийство — мое дело его расследовать. Понимаете?
— Нет, не понимаю, потому что не согласен с тем, что убийство вообще имело место! — отрезал Эллингтон. — С того самого момента, как погиб Роберт Маршалл, в школе распространяются заразные слухи. Какая-то эпидемия слухов! Никаких оснований, никаких улик — одна болтовня, подозрения и раздувание скандалов… Теперь произошел второй случай — и что я вижу? Скотланд-Ярд принимает досужие выдумки за чистую монету и считает это уликами! Отстаивает версию убийства, не подкрепленную абсолютно ничем, что можно было бы предъявить суду…
— Боюсь, мистер Эллингтон, что убийство в данном случае — уже чуть больше чем просто версия. Вы, вероятно, знаете, что в голове мальчика обнаружена пуля.
— Да-да, конечно. Но почему из этого факта следует заключение об убийстве? Кто мог застрелить мальчика? Кому это нужно? Ведь у вас нет ни единого аргумента, подтверждающего убийство, но, с другой стороны, имеется вполне приемлемый мотив самоубийства бедного мальчика!
— Да неужели? — воскликнул Гатри с таким любопытством, словно впервые слышал подобное рассуждение. — Может быть, вы изложите мне детали вашей версии, мистер Эллингтон?
И эконом Эллингтон с неожиданной точностью и последовательностью стал излагать ту самую версию, какую чуть раньше предложил Роузвер в разговоре с Ривеллом, а Ривелл передал Гатри. Тем не менее Гатри слушал со вниманием и наконец одобрительно заметил:
— Великолепная теория, мистер Эллингтон. Только… не будет ли с моей стороны нескромностью спросить, сами ли вы ее придумали?
Эллингтон, казалось, взорвется от негодования. Гатри невозмутимо пояснил:
— Нет-нет, я вовсе не хотел вас задеть. Просто я случайно узнал, что доктор Роузвер горячо поддерживает ту же самую версию, и мне хотелось бы знать, кто из вас первым ее выдвинул? Хотя это и не столь уж важно…
— Вообще-то это была его идея, — проронил Эллингтон мрачно. — Я не из тех умников, кто способен придумать такое, да и не стараюсь казаться умником. Но я принимаю эту версию. Вот и все.
— Отлично! — сказал Гатри. — Спасибо вам за откровенность. Вы действительно оказали мне огромную помощь… Кстати, я слышал, у вас пропал револьвер?
— Да, — с трудом выдавил Эллингтон.
— Нельзя ли узнать, как это случилось?
— Вчера я выдвинул ящик, где всегда лежал револьвер, и там его не оказалось. В том же ящике у меня хранились старые экзаменационные листы. Я решил их убрать оттуда, потому и выдвинул ящик. Иначе я мог и не обнаружить пропажу.
— Револьвер был заряжен?
— Нет, но патроны лежали рядом.
— Сколько патронов недосчитались?
— Не могу сказать. Не помню точно, сколько их вообще было.
Гатри молча кивнул и, помолчав, вкрадчиво спросил:
— А не теряли вы еще чего-нибудь, мистер Эллингтон, не оружие, а… что-нибудь другое?
Голос Эллингтона зазвучал растерянно:
— Я? Нет! Кажется, нет… А в чем дело?
— Да нет, я просто полюбопытствовал. Вдруг вы потеряли, к примеру, биту для крикета…
— Биту для крикета? — Глаза Эллингтона вылезли из орбит. — Я в самом деле давно думал, что одна моя бита потерялась, вы мне об этом напомнили! Я как раз искал ее вчера в спортивном зале, но не нашел. Впрочем, меня это не очень расстроило, у меня есть хлопоты и посерьезнее… Я совсем не помню, куда я мог ее засунуть…
— Дверь спортзала на запоре, я полагаю?
— Да, но боюсь, что этот запор ничего не запирает… — желчно заметил Эллингтон. — Люди умеют заимствовать чужие вещи самым беспардонным образом… Не исключено, что кто-нибудь из мальчиков взял мою биту и она до сих пор у него. Я могу разузнать, если желаете.
— Ну зачем причинять вам беспокойство.
Эллингтон не смог сдержаться:
— Нет уж! Я имею право знать, куда деваются мои вещи! Но… позвольте, вы, кажется, связываете пропажу моего револьвера с исчезновением крикетной биты?
— Вовсе нет, дорогой мистер Эллингтон. Я очень благодарен вам, что вы соизволили ответить на мои вопросы, и хочу сказать вам лишь одно: не будете ли вы возражать, если я пробуду в вашем кабинете лишние полчаса, чтобы побеседовать еще с одним человеком?
— Оставайтесь здесь сколько вам нужно, — отвечал Эллингтон. — Разве я могу вам запретить?
Он встал и пошел к двери.
— Видимо, нет, — спокойно ответил ему Гатри. — Но все равно мне необходимо быть с людьми вежливым, не так ли?
Это Эллингтон услышал уже в коридоре…
Когда стук его шагов затих, Ривелл боязливо выглянул из-за перегородки… Гатри раскуривал трубку.
— Ужасный человек! — пожаловался он. — Какие грубые манеры! Как вы думаете, может быть, мне следовало его сразу арестовать?
— Все зависит от того, считаете ли вы его виновным.
— Многое говорит против него. Начиная с мотивов. И потом — пропавший револьвер…
— Но ведь он сам сообщил о пропаже!
— Верно. Но только после того, как Роузвер поведал ему, что мои люди тут кое-что нашли. И он решил, что лучше уж самому прийти с признанием. Правда, мои люди нашли вовсе не револьвер, так что его признание можно считать подарком следствию.
— Так это был не револьвер?
— Нет. Но я вам не скажу, что именно. Пройдет немного времени, и вы сами все узнаете.
Второй визитер должен был явиться к Гатри с минуты на минуту, поэтому они прекратили разговор, и Ривелл снова укрылся в примыкающей комнатке. Вскоре в коридоре послышались шаги, дверь приотворилась, и в комнату робко протиснулся Ламберн.
Ривелл увидел из своего укрытия, что лицо Ламберна было серым.
— Вы хотели меня видеть? — пробормотал он.
— Да, мистер Ламберн, — сдержанно улыбнулся Гатри. — Присаживайтесь, пожалуйста. Закуривайте, если хотите.
Ламберн сел в кресло напротив Гатри и поспешно закурил сигарету. Гатри молчал долго, не меньше минуты, а потом резко и быстро произнес:
— Мне хотелось бы знать, мистер Ламберн, где вы находились и что вы делали между половиной девятого вечера и двумя часами ночи в ту ночь, когда был убит Вилбрем Маршалл.
Ламберн прерывисто вздохнул, словно пытался взять себя в руки. Подумав, стал отвечать:
— Я не выходил из своего кабинета все время до полуночи. Было жарко — наверно, самая жаркая ночь в это лето. Я знал, что вряд ли засну, поэтому ближе к двенадцати решил прогуляться на свежем воздухе, чтобы скорее уснуть… Я вышел, обошел наш Круг и вернулся. Отсутствовал я минут пятнадцать-двадцать, не более того. А потом лег спать и заснул задолго до названных вами двух часов ночи. Вот и все, что я могу вам сказать.
— Во время своей ночной прогулки вы кого-нибудь встретили?
— Да, я встретил Эллингтона.
— Понятно. И это все, что вы можете сообщить? Или, может быть, еще что-нибудь надумаете?