Казалось, нелегко связаться с Фуксом, он живет за рубежом. Но разве легче был поиск всех музыкантов Большого симфонического оркестра радиокомитета? Оказалось - не легче: кто погиб еще в блокаду, кто ушел из жизни позже. Теперь ребята, а значит, и все мы, знаем судьбу каждого.
Конечно, такую работу, такой музей на общественных началах не смог бы поднять один учитель, одна школа. Нужен был живой отклик многих ленинградцев, которые теперь считают этот музей и своим тоже. Они и помогают ему как могут. Вот совсем недавно при помощи поэта Всеволода Азарова в музей поступили материалы художницы С. Вишневецкой, жены и друга Всеволода Вишневского. Есть здесь и документы, связанные с работой в Ленинграде этого замечательного писателя, голос которого, как и берггольцевский, знали в блокадном городе все. Кто знает, может быть, среди этих документов есть и тексты выступлений, которые переводил на немецкий язык и читал у микрофона наш австрийский друг Фриц Фукс.
11
9 января 1981г. Ленинград
"Дорогой Фриц!
Я пишу Вам из Ленинграда, который Вы называете второй родиной. Вчера был в том самом музее 235-й школы, на сцене которого мы сидели однажды вместе, рядом с артистами, поэтами, музыкантами блокадного города. Только музей теперь совсем не тот. Помните, раньше было всего два помещения, небольшой зал и комната. Теперь выстроено двухэтажное здание, которое соединили со школой просторным переходом. Отдельные залы посвящены симфоническому оркестру, актерам. Больше стало материалов и о Доме радио.
Недавней зимой у нас были сильные холода, батареи не выдержали. Ребята переносили экспонаты в другие помещения, бережно складывали документы. Все удалось спасти. Для школьников 235-й это была проверка того, как слово и дело у них подкреплены друг другом...
Дорогой Фриц, время идет, и я знаю, что в свой последний приезд весной 1979 года, когда стали героем документального фильма режиссера Е. Учителя, Вы уже не встретили многих своих друзей. Нет Ольги Федоровны Берггольц. Нет Карла Ильича Элиасберга. Не стало Нисона Александровича Ходзы. Вы вспомнили о них вместе с Георгием Макогоненко и Виктором Ходоренко (нет теперь и его), когда вновь переступили порог Дома радио. Вашего Дома, Фриц...
Я хочу верить, что тот краткий приезд (у Вас было всего два дня) был не последним. Что вы приедете вместе с Ани и снова Вас встретят друзья. Поэтому я пишу не только от своего имени, но и от них - и от Лазаря Маграчева, и от комиссара Дома радио Евгении Прудниковой, и от тех девочек, которые уже стали взрослыми и теперь учатся и работают, - помните, они встречали Вас в Ленинграде, следопыты 235-й школы - Вера Орлова, Оля Огнева, Лена Смирнова. От всех них и от себя привет Вам и Ани
- Ваш АЛЕКСАНДР РУБАШКИН".
Анатолий Конгро. "С паролем командира бригады"
Над потолком землянки дымилась, наметала заструги вьюга. Внутри было сыро, холодно, изморозь покрывала стены.
Человек сидел, глубоко задумавшись. На самодельном столе, оплывшая, потрескивала свеча. Свет ее блестел синей нитью на вороненом стволе автомата. Человек вскинул голову, прислушался. За дверью звонко заскрипел снег. Пламя свечи метнулось. В дверь протиснулся парень. Брови, ресницы, чуб мороз выбелил пушистым инеем. Он кинул руку к ушанке:
- Задержали двоих! Говорят, местные жители. Ввести?
Начальник кивнул. За дверью парень вдруг перешел на немецкий:
- Шнель! Шнель! - И втолкнул старика.
Тот остановился у двери. Угрюмо мял в руках шапку. Человек за столом спросил: "Кто? Откуда? Где были?" - спросил по-русски. Крестьянин на минуту замялся. Он не знал, кто перед ним. Немцы, полицаи или партизаны... Похоже, что карательный отряд. И автомат вон висит немецкий. Ответил:
- К вашим ездили, в Плоскошь, к Морозову полицаю.
- К нашим? - переспросил командир. - А может быть, мы не "ваши".
Старика обожгло догадкой: "на пушку берет!".
Командир листал записную книжку:
- Вы понимаете, что, по законам военного времени, вас полагается расстрелять?