Меры проводимой с ними борьбы не давали ощутимых результатов. Мы буквально засыпали их толстым слоем дуста ДДТ, но знаменитый порошок не оказывал на клопов никакого устрашающего действия. Клопы, казалось, издевались над нами, отфыркиваясь от дуста, как скаковые лошади после прохождения дистанции. Это были настоящие хищники.
Однажды кто-то предложил провести гонки клопов. Ведь проводились же в американской армии традиционные бега тараканов. У нас для гонок каждый отбирал и отлавливал приглянувшегося ему кровососа. Затем доброволец ложился на спину, оголив грудь, желательно без растительности. На грудь насыпалась полоса дуста, называемая "Линией Маннергейма". Чей клоп преодолевал первым линию препятствий, тот и объявлялся победителем... Безусловно, о клопах можно писать еще долго, но нельзя увлекаться.
Был на "Урале" и другой отряд насекомых -- тараканы, о которых все же нужно замолвить слово. Они избирали себе более престижное место -- посудные шкафы в столовой команды. Если ночью зайти в столовую, включить свет и открыть дверцу шкафа, то можно было с ними хоть за руку (или за лапу?) здороваться. Иногда создавалось впечатление, что тараканьи усы длиннее моих. Но тараканы, в отличие от клопов, особого вреда нам не делали.
...Работы закончены. Все ждали отходную комиссию. Экипаж находился в столовой команды. Я обратил внимание, что все начали что-то шептать про себя, словно молитву. Спросил: "Зачем?" Оказалось, чтобы сбить напряжение и не забыть свое имя и отчество. Старший наряда называл по отходной роли фамилию, а член экипажа должен был встать и назвать без запинки имя и отчество.
Услышав свою фамилию, я сделал, как надо, -- встал и ответил. Вроде пронесло. Ведь если человек замельтешит, задергается, засуетится и не сразу назовет себя, о нем могут плохо подумать.
Наконец, "Урал" отдал концы. Теперь пора рассказать о главных действующих лицах моего повествования.
Капитан "Урала" Петр Алексеевич Ярковой. Это небольшого роста, около шестидесяти лет, некурящий, непьющий и почти не ругающийся матом человек. Судовые знатоки утверждали, что он баптист. Петр Алексеевич в 1925 году окончил Бакинский морской техникум. Во время войны сражался на Волжской флотилии. Отходил семь экспедиций в Антарктику за китами. Немногословный и молчаливый, приученный к начальственным окрикам. Но от него я никогда не слышал грубого слова, он никого не распекал и не "прихватывал".
Оценивать его капитанские способности не имею морального права. В экипаже поговаривали, что старик жадноват. На мостике он появлялся в кожаной шапке-ушанке с потрескавшимся от времени верхом (знатоки утверждали, что она была участницей Сталинградской битвы, как и ее хозяин). Полушубок, ватные брюки и валенки с калошами -- его нормальная зимняя экипировка.
Судьба распорядилась так, что, годами позже, капитан дальнего плавания, Заслуженный рыбак Эстонской ССР Петр Алексеевич Ярковой умер у меня на руках.
Первым помощником капитана был Харри Яанович Виирма. Обычно на судах помполитов не слишком уважали, называя за глаза бездельниками и крупными специалистами по заглядыванию в замочные скважины женских кают. Наш помполит был на удивление уважаемым человеком, возможно, за то, что особо своего носа никуда не совал. На промысле он добросовестно получал от рыбмастеров данные и подводил итоги соревнования между сменами... Теперь думаю, трудно себе представить лучшего помполита, чем наш.
Помощником капитана по производству -- технологом состоял Иван Сергеевич Шичкин. Крупный, с непомерно развитой грудной мышцей, но при этом весьма подвижный человек. Для нас, молодых, был отцом в полном смысле этого слова. Ни- когда не ругался матом, веселый и общительный. Его полнота и непомерный аппетит были объектом едких морских шуток и подначек. Спортивные брюки маратовского производства даже после удаления из них резинки давили ему в талии. В его каюте постоянно работала электропечка, на которой что-то варилось, вплоть до акульей печени. На общественных началах Иван Сергеевич являлся душой, организатором и "крестным отцом" всех судовых розыгрышей и хохм.
Второй помощник капитана Ульян Никитич Мельников был грамотным и опытным судоводителем, но очень вспыльчивым. Мне оказывал помощь по выполнению программы практики.
Третий помощник Юрий Лунин и четвертый -- Альберт Малышев были хорошими ребятами, от них я имел тоже много помощи.
Боцман Николай Алексеевич Брагин -- добродушный здоровяк немногим старше меня.
...Мы шли по Балтике, о "свинцовых водах" которой приходилось где-то читать. Пройдет всего несколько дней, и "Урал" испытает на себе удары стальных волн Атлантики.
Я стоял на руле, когда мы шли проливом Зунд. Слева столица Датского королевства -- город Копенгаген. Свои почетные места заняла партийная вахта. Оказывается, в целях предупреждения попыток побега при прохождении узкостей, выставлялась вахта из членов КПСС и судовых активистов. Хотел бы я посмотреть на идиота, готового прыгнуть за борт в ледяную воду. Представляется, что это была детская игра взрослых людей. Но такова установка, которую тогда приходилось выполнять без рассуждений.
Проходили траверз красивого замка, его называют замком Гамлета. До него рукой подать, и вдруг... 0 боже, милостивый, "Урал" пошел вправо, не слушая руля. И справа же на пересечение нашего курса мчался датский паромчик. Капитан закричал: "Вправо не ходить!" А когда услышал от меня, что руль заклинило, весь съежился, подобрал под себя ноги, оттолкнулся и, трижды подпрыгнув, произнес после каждого прыжка: "Блядская отрава!", сплевывая при этом через верхнюю губу. Стрелку телеграфа перевели на "полный назад". Паромчик каким-то чудом проскочил под носом и помчался в столицу. С третьей космической скоростью на мостик влетел второй механик с масленкой в одной и ключом в другой руке. За надежную работу и техническое состояние механической части рулевого устройства ведь он отвечал.
Механик отдал пробку, и я в строгом соответствии с законом Бойля-Мариотта получил в физиономию полагающуюся мне порцию коричневой жидкости, невольно вспомнив своего школьного учителя физики Николая Григорьевича по прозвищу "ехидный". Когда он произносил: "Слово физика происходит от слова "физис", слюни долетали до четвертой парты.
Свою порцию масла получил в лицо и второй механик, остальное приняла на себя кормовая переборка рулевой рубки. Вахтенный помощник позвонил по телефону в румпельное отделение, откуда теперь удерживали судно на курсе. Наконец, рулевая машинка исправлена, и мы пошли дальше.
Обогнув мыс Скаген, легли на вест и оказались в объятиях пролива Скагеррак. "Урал" начал отвешивать поклоны его водам. А когда вышел в Северное море, стая волн накинулась на судно. Разбиваясь о скулу, они образовали сплошной водяной вал перед рубкой. Создавалось ощущение, что море соединилось с небом. Находившиеся в носовом кубрике рыбообработчики начали оморячиваться и ощущать прелесть романтики океана. Их раскалывающиеся от боли головы получали удары становых якорей конструкции английского инженера Холла. Наверное, они полагали, что якоря бьют не по борту, а по их дурным головам, принявшим решение податься на заработки. Двенадцатиместный кубрик "Урала", называемый гадюшником, начинал оправдывать свое название.
На волне полупустой "Урал" превратился в огромные сатанинские качели, на которых тела рыбообработчиков вырыгивали на себя остатки пищи. Судно, как молодая кобылица, лягнуло задом, винт оголился и бешено стал рубить воздух. Корпус дрожал. С подволока начали сыпаться клопы, доселе не участвовавшие в кровопитии, и сразу включились в дело.
В кубрике стояло ужасное зловоние от блевотины, от двенадцати пар мужских носков первой категории, стоящих на палубе колом, и от двенадцати немытых мужских тел. Горизонтальное положение лежащих без движения "моряков", обессиленных жестокой качкой, зачтут в табеле рабочего времени в счет переработанных на промысле часов. А между тем, шла нормальная судовая жизнь: штурмана и механики, матросы и кочегары несли вахту.