Конечно, от ношения кальсон все мы отлынивали, но в холодное время на строевых занятиях проверяли их наличие. Один из нас никак не мог постичь искусства завязывания нелепых штрипок, и они весьма эффектно развевались из-под брюк.
Суконные флотские бушлаты мы получили позднее, но и здесь не обошлось без курьеза. Каким-то непонятным путем в партию черных бушлатов затесался один с коричневатым оттенком, и достался он именно тому, кто не умел завязывать кальсонные завязки. (Кстати, относительно секрета укрощения завязок на кальсонах написано несколько лирических строк, которые автор опускает).
В погоне за модой все бросились к экипажной портнихе: одни -- ушивать штаны, другие -- расширять. Наметились различия вкусов эстонских и русских ребят: первые предпочитали узкие брюки-дудочки, а вторые -- широкие брюки-клеш. Узкие брюки надевались на владельца с помощью товарищей и мыла, а увеличение ширины обеспечивалось клиньями до габаритов маминого сарафана, который можно было надевать через голову.
Отцы-командиры, понятно, вели целенаправленную войну с любыми излишествами: с широкими брюками поступали очень просто, вырезая клинья бритвенными лезвиям. Любители узких брюк пережили страшные времена гонений и запретов, и даже обвинений на идеологической основе. Официальная пропагандистская машина обвиняла их в том, что у них появились "черты и наклонности, несовместимые с принципами коммунистической морали". Тогда и возникла поговорка: " Сегодня он играет джаз, а завтра -- Родину продаст!"
По мнению КГБ, такие индивидуумы наносили "социальный и политический вред интересам Советского государства". Впрочем, мрачное время пещерного невежества скоро прошло, и в отношении наших ребят никаких репрессивных мер не последовало.
Некоторые наши ребята еще носили фуражки-блины, вынимая из них пружину и слегка помяв их, а другие -- фуражки-аэродромы с максимально растягиваемой пружиной.
Хотя на строевых занятиях, демонстрациях и парадах все были в форме уставного образца. Поздней осенью мы получили двубортные офицерские шинели, и здесь не обошлось без конфуза. В увольнение мы носили белые шарфы-кашне, что заставляло встреченных на улице рядовых Советской Армии лихо козырять нам... Крупно не повезло С. Смолякову, ему досталась матросская однобортная шинель с ремнем, а потому он часто имел неприятности в городе от неотдания чести офицерам.
Курсантская жизнь протекала в строгом соответствии с распорядком дня. А начинался он с побудки, которую по доброй морской традиции проводили трубой. Штатный трубач -- курсант судомеханического отделения Виктор Тарга. За несколько минут до подъема он играл прекрасные мелодии из американского фильма "Серенада Солнечной долины", "Вишневый сад", а также попурри из классических оперетт и мюзиклов. Вероятно, эти чудесные звуки предназначались для работниц третьей сме- ны швейного ателье, наших соседушек.
В зависимости от погоды дежурный офицер определял форму одежды на физзарядку. На этот счет частенько наши мнения расходились с офицерскими, тогда в адрес дежурного раздавались тирады явно не библейского характера.
Специального комплекса упражнений на утренней зарядке не было, это зависело от фантазии старшины роты, проводившего зарядку. Нашим любимым упражнением был "разрыв морской груди", которую мы были готовы разрывать до бесконечности. После выполнения физических упражнений следовала пробежка, сопровождаемая гулким топотом курсантских "гадов" о булыжную мостовую и заливчатым лаем бродячих собак.
Затем следовало умывание, обтирание по пояс холодной водой, заправка коек, утренний осмотр и выход на построение. Начало движения от экипажа по времени совпадало с открытием известного пивного подвала "Карья". Иногда, чаще всего по по- недельникам, внутри некоторых курсантских организмов "горели трубы". В данной ситуации кружка пива, пусть даже разбавленного в разумных пределах из водопровода, как рукой снимала временное недомогание. Обслуживание было моментальным. Недомогающие старались пристроиться на "шкентеле" строя и на траверзе пивной броситься в предрассветный туман. Вылив в себя залпом содержимое кружки, имярек, сломя голову, бросался догонять строй, чтоб успеть проскочить через ворота, которые закрывались за последним сигнальщиком. Если догнать строй не удавалось, был запасной вариант -- перелезть через забор, отделявший милицию Центрального района Таллинна от училищного двора.
Раздевшись, становились в строй и следовали на завтрак. Утром к чаю была булка, масло, сахар, плавленый сырок или колбаса, а по пятницам давали ветчину.
С ветчиной ассоциируется смешной случай, происшедший уже на третьем курсе. Многие городские парни срезали с ветчины кожу, а у нас был сельский парень, привыкший есть соленый шпик вместе со шкурой. Обычно он брал тарелку и обходил столы, собирал обрезки и смаковал в свое удовольствие. Однажды ребята поинтересовались, зачем он это делает. Не сориентировавшись в сложившейся ситуации, он допустил непростительную ошибку, заявив: "Хорошо стоит!" А до того Игорь Сараев запустил "утку", что приготовление пищи сопровождается опусканием в котел какой-то гадости, пагубно влияющей на курсантскую потенцию. Ясно, в следующую пятницу любитель ветчинной корочки обнаружил на столах ее полное отсутствие. Вернувшись на свое место, он чуть не плача выплеснул свои эмоции в тираде: "Турак! Зачем я коворил такой клупость, курат?"
Как показали дальнейшие события, в котел, наоборот, многое не докладывали и не досыпали. В доказательство привожу подлинный текст рапорта помощника дежурного офицера
Начальнику Таллинского мореходного училища
от помощника дежурного по училищу к-та С.
РАПОРТ
Я, курсант С. стоял на вахте помощником дежурного по училищу. Вечером, около 21.30 меня позвал дневальный по гл. входу и сказал, что работники столовой хотят выйти. Там стояла буфетчица Б.К. и еще одна официантка. У Б.К. я заметил большую сумку и два бумажных пакета. Я сказал Б.К. что отнесите завертки обратно в столовую. Она отказалась отнести в камбуз и начала меня уговаривать, чтоб я ее отпустил. Я открыл дверь, чтобы выпустить другую официантку. Б.К. тоже вышла, но силами дежурной службы она была доставлена обратно. Я дал распоряжение вызывать дужрного по ТМУ капитана третьего ранга... В это время Б.К. начала обложить меня нецензурными словами и обещала вымазать мое лицо маслом. Я сказал, что Вы меня оскорбили. Она снова обложила меня всяческими названиями животных, послала меня во всяческие половые органы. В это время пришел дежурный по училищу и приказал открыть дверь и выпустить Б.К. Утром она опять по прибытии обложила меня матом и остальными нецензурными выражениями.
Дата Помощник дежурного училищу /Подпись/ *
* Во всех приведенных курсантских объяснительных сохраняются особенности авторской орфографии и пунктуации.
Комментарии, как говорят, излишни.
Судоводительское отделение готовило техников-судоводителей по программе штурмана дальнего плавания. За три года нам предстояло выполнить программу, утвержденную Управлением учебных заведений министерства, а также пройти практику на боевых кораблях, парусную на учебном судне и две производственные практики на транспортных судах.
Мы приступили к занятиям. Изучали общетехнические, специальные дисциплины и политическую экономию, которую объявили вне закона как "продажную девку капитализма". По утверждению Сергея Смолякова, ее лучше всего было сдавать в полуобморочном состоянии при температуре тела в пределах 39-40 градусов. Возможно, он прав. Ведь человеку в нормальном состоянии трудно разобраться в хитрых формулах получения прибыли в условиях развитого социализма...
Особое внимание у нас было уделено изучению морской практики, навигации и лоции, теории корабля, мореходной астрономии, магнитно-компасного дела, метеорологии и океанографии, технических средств судовождения, морского права, английского языка, экономики и организации планирования работы морского флота. Впрочем, я перечислил все предметы морского цикла.