Куда девалась жизнь?
ее втянуло
В багрово-черный мавзолей?
в воронку
Квадратную,
чтоб дольше жил мертвец?
Куда девалась жизнь?
с кого спросить?
Опять — с себя,
в красивом фарисействе?
Прохладный воздух пахнет
теплым камнем.
Пахнуло дождичком… И лист платана
Опять не долетел, не дотянулся.
Зазолотилась Эйфелева башня.
Дождь безвозвратно так зашелестел.
Куда девалась жизнь? Спросить его?
А он — парижский, здешний,
тихий дождик.
Он о других не знает ни-че-го.
«Как-то поэт, проживавший в Париже…»
Юре Лаврушину
Как-то поэт, проживавший в Париже,
Слух поражая стоявших поближе,
Проголосил ни с того ни с сего:
«Музыка, музыка прежде всего!»
Этот порыв без тоски и без фальши
Вдруг долетел до стоявших подальше.
И, отодвинув како-шуа,
Забормотали в ответ буржуа:
«Цифры и счеты превыше всего».
Юра, желаю тебе одного:
Помнить, чтоб сердце твое не скучало —
«Прежде всего» это значит «сначала».
…Музыка, музыка, музыка зала,
Где, кроме музыки, нет никого,
Нет ни Москвы, ни Парижа, ни счета…
Музыка — птица большого полета.
И в день рожденья, и после него —
Музыка, музыка прежде всего!
«…Милая, дождь идет…»
…Милая, дождь идет,
Окна минуя, косо.
Я ведь совсем не тот,
Чтоб задавать вопросы.
Я ведь совсем другой.
Я из того ответа,
Где под ночной пургой
Мечется тень поэта…
«Тбилиси! Туманная рань!..»
Тбилиси! Туманная рань!
И вдруг ослепительный день.
Балконов твоих филигрань,
Извилисто-тонкую тень
Бросающая по стене…
Тбилиси, ты снишься и мне.
Тбилиси, о, как я плутал.
Я слышу походку свою.
И вдруг тишина! Я стою,
В слезах обнимая платан.
Мне помнить уже суждено,
Пока я не глух и не слеп,
Твой теплый лаваш и вино,
Упавшее розой на хлеб.
«Мне нравится, что жизнь проходит…»
Мне нравится, что жизнь проходит,
Что мокрый желтый лист летит
И что с меня очей не сводит
Ночь под мелькание копыт;
С подков, взблеснув, летят ошметки
Дорожной грязи и времен…
И вдруг — опушка, лес и кроткий
Вздох льном повеявших сторон.
И, множась в мороси тумана,
Конь, взбрыкивающий без нужды, —
Так просто… спутанный… ночной…
И — независимо и чуждо —
Всем небосводом, без обмана,
Глядящий в душу край родной.
«Надо забыть звуки…»
Надо забыть звуки
И не ходить в гости.
Надо умыть руки
И рукоять трости.
Надо забыть горе
Этих кончин вечных.
Надо открыть море
В свете пучин Млечных.
«Я за столько лет не нагляделся…»*