Мы дети отжившего века.
Старинные особняки
Для новых идей человека,
Наверно, не столь высоки.
Я просто, приветствуя силы,
У свежего рва на краю
Пропел бы им, как клавесины,
Прощальную песню свою…
Оранжевых листьев пиковки,
Сентябрь начинает с туза.
Я — старенький дом на Покровке —
Гляжу сквозь больные глаза.
Но — верный испытанным пробам —
Я тут же, почти не скорбя,
Бульдозером широколобым
Бесспорно иду на себя.
«Этих первых узнаю…»
Этих первых узнаю
Заморозков речь я.
Снег валится на скамью,
На Замоскворечье.
На сырую желтизну
Улочек Ордынки,
На тебя,
мою звезду
В привозной косынке.
Зачернелись оттого
Голые деревья…
Так смотри же ты в него
Хоть до одуренья.
На мой кожаный рукав
Голову откинув,
Улыбайся, запропав,
Колеси в лавинах!
Не стесняйся,
впопыхах
Прикоснувшись к раю,
Что витаешь в облаках.
Я с тобой витаю.
Белый,
синий,
сизый пух,
Белая бездонность!
Так захватывает дух
Первая влюбленность.
Так морочит май —
любить
В лунах юных, росных
(Словно бабочку ловить
Вдалеке от взрослых).
Говорю я,
а снежок
Тает,
тает,
тает…
Твой целует сапожок,
К ручке припадает.
Оставляет и скамью,
И Замоскворечье.
Этих прежних узнаю
Заморозков речь я.
С их дыханием
туда
Мы с тобой вернулись,
Где в далекие года
Лихо разминулись.
«Не уважаю неревнивых…»
Г. Маргвелашвили
Не уважаю неревнивых.
Им, равнодушным, все равно,
Когда, какое, чье зерно
Взошло на их, не чьих-то, нивах.
Не уважаю неревнивых.
Они без прошлого, без горя,
Они без поля и тоски.
Они живут не по-людски,
С любимой женщиной не споря.
Не уважаю по-мужски.
Я сознаю свою беду:
Не уважаю неревнивых,
Всегда слывущих за счастливых.
Люблю пристрастных и спесивых
На горе женскому стыду.
Я завещаю сыновьям
Лишь ту безжалостную ревность,
Чья роковая повседневность
Рождает будущее нам.
На почве родственной осев,
Я потому твержу о нивах,
Что презираю неревнивых,
Люблю свой собственный посев.
Сальери
Сальери, мастер в высшей мере,
Лишь одного не разумел:
Что сочинять умел Сальери,
А слушать нищих не умел.
Сальери думал: он не знает,
А Моцарт видел.
Моцарт знал,
Какая слабость наполняет
Неукоснительный бокал.
Сквозь лести гордую улыбку —
Не просто зависть и расчет —
Он видел первое:
ошибку,
Что спать Сальери не дает.
Он отвернулся.
Пусть насыплет.
Да, Моцарт — бог.
Бог чашу выпьет.
Избыток жизни!
И вовеки
Убийства люди не простят.
А бред о черном человеке,
А прядь на лбу, беспечный взгляд…
Бог может искушать судьбу.
Но ведь свою!
Бессмертен в вере,
Суровый Моцарт спит в гробу.
А что без Моцарта Сальери?