И как-то намного проще
Почувствовал я себя.
На улице, словно в роще,
Кружилась листва, рябя.
И вдруг, как порой сквозь слезы,
Увидел я сквозь туман:
Осенние шли березы
По улице Цар Шишман.
Они чуть качались в дымке,
И легкие ветерки,
Как добрые невидимки,
Сметали к листкам листки.
Стволов этих белых глянец…
Проталинки черноты…
Какой, к чертям, иностранец
На этих улицах ты!
Стихали в груди удары.
Мне часом казался миг.
Простите меня, болгары.
Я выучу ваш язык.
Он твердый язык и нежный.
В нем близкая нам душа.
На вашей земле зарубежной
Не чувствуешь рубежа.
Я в ваши успел влюбиться
Каштаны и тополя.
Хорошая заграница,
Болгарская ты земля!
II. «В прозрачной осенней Софии…»
В прозрачной осенней Софии
Под золотом южной луны
За тысячу верст от России
Мне снятся московские сны.
Мне снятся минута отъезда,
Некстати оборванный спор,
И дом, и рабочее место,
И вниз уходящий простор.
И вот я во сне пререкаюсь,
И воздух ладонью крою,
И думаю, и просыпаюсь —
И комнаты не узнаю.
А в окнах — софийское утро,
Бульваров манящий разбег.
Ах, как это, в сущности, мудро
Какой-то сказал человек
О том, что отечество — это
Не только пространство земли.
Оно и дома и рассветы,
Что трудно оставить вдали.
Оно и родимая крыша,
И помыслы наших годин,
И все, чем живет оно, дышит,
Чем дышишь и ты, его сын.
Наверное, все мы такие —
Солдаты, певцы и сыны.
…Под небом осенней Софии
Я видел московские сны.
«Мне это надолго запомнится…»
Мне это надолго запомнится,
Как в жаркое горное лето
Увидел я речку Тополницу
Прохладно-зеленого цвета.
Она торопилась, веселая,
По камушкам да по песочку,
Счастливая и невесомая,
Как чья-то любимая дочка.
Но в небе —
за трещиной трещина!
И речка,
краса Среднегорья,
На миг показалась мне женщиной,
Припомнившей давнее горе.
И чьи-то мне слезы почудились
И в волнах —
тела неживые.
И темными ордами сгрудились
Над ней облака грозовые.
Цыгане
На речонке Тополнице
Появились цыгане,
Загорелые, хриплые,
В разноцветных заплатах,
В подпоясанных чем-то
Непонятным халатах.
Пыль мели они
Черными босыми ногами.
Появились под вечер
И расположились
На речонке Тополнице
Прямо под тополями.
И уже через час
В городишке божились
Их старухи,
Что знают все,
что сбудется с нами.
Карт колоду показывали
Из-под латаных шалей,
Карт настолько промасленных,
Очевидно,
с годами,
Что картошку, пожалуй,
Можно было бы жарить
На семерке, на тройке
И на пиковой даме.