При чем тут рифмы, если розы
Мне дарят девушки легко
И эти здешние березы
От наших так недалеко.
Я жил в Болгарии великой,
Я как птенец ее парил.
Цветы долины Казанлыка
Бургасским девушкам дарил.
Мне и российская природа
Напоминает иногда:
Ты был болгарином полгода —
Наверно, это навсегда.
«Все нарисовано мокрыми красками…»
Все нарисовано мокрыми красками
В зимнем окне.
Значит, весна с торопливыми сказками
Веет во мне.
Я удивляюсь ее беззаботности —
Так, впопыхах
Нарисовала себя на снегах
Каменной плотности.
Может, и ветер с нежданными ласками
Будет ко мне.
Все нарисовано мокрыми красками
В зимнем окне.
«Говорим, что будет завтра?..»
Говорим, что будет завтра?
Есть ли прошлому предел?
Над молчанием внезапным
Тихий ангел пролетел.
Погоди,
Побудь,
Помедли,
Молча что-нибудь скажи!
Нет. Опять свиваем петли
Правды,
Морока
И лжи.
Ша нуар
От мороза с его причудами
Я бегу…
Уголек с двумя изумрудами
На снегу.
Я котенка беру за пазуху
И — домой…
Вытер все мороз сухо-насухо
Белизной.
Поднимаюсь —
ярус за ярусом.
На, бери!
Ты глядишь на нас страхом яростным
У двери.
Ты темней его, несмышленого,
И сильней,
И глаза у тебя зеленого
Зеленей.
От мороза с его причудами
Я бегу.
…Уголек с двумя изумрудами
На снегу…
«Итак, тоска…»
Итак, тоска.
Перебираю дни,
Как фотографии, поодиночке.
Никак не складываются они
В жизнь, прожитую ради строчки.
Я их раскладываю, как пасьянс,
Необстоятельно и неумело…
Вот этот день — как старенький романс,
В котором чья-то грусть не устарела.
А этот день — огромный парус пыли!
Как отзовутся новые умы
На то, что, флаги взвив над Волгой, мы
Часть Жигулей в машины превратили,
Укоротив прекрасные холмы.
Возможно, будут им тогда смешны
Пленяющие нас автомобили.
Поймут ли нас?
Я думаю, должны…
Пусть мания величия ни тенью
Меня не задевала, но во сне
Я все же вздрагиваю от виденья,
Что целый мир в претензии ко мне.
Хочу ответить — не хватает слов.
Мысль обрывается до безрассудства.
Я просыпаюсь, и такое чувство,
Что изменил я множеству стихов.
Больничное окно
Осточертевший пейзаж за окном
Выдержан и хладнокровен.
Сер, неподвижен и ночью и днем,
Сам по себе невиновен.
Я любовался им, но на меня
Ныне от смертной тощищи
Мрак наползает средь белого дня,
В руку сует топорище.
Тополь стоит по колено в воде —
Всю вырубаю аллею.
Дуб возвышался к зеленой звезде,
Я и сирень не жалею.
Напрочь и намертво — всю красоту.
Я не рожден для больницы,
Пусть убирается все в пустоту —
Все эти ветки и птицы.
Все эти липы беру в топоры,
Мраку сдаваясь на милость.
Только бы, только бы с этой поры
Все за окном изменилось.