Мне будет вечно сниться путь,
Скрывающийся за холмами,
Которым позабыл шагнуть,
Как снится детский сон о маме.
Мне будет вечно сниться дождь
С почти расплывшейся страницы
И то, как ты меня зовешь
И я встаю, мне будет сниться.
Там будут ветки ходуном
Ходить, мешая солнце с тенью…
И тоже станут чьим-то сном…
Но будет в песне — воскресенье!
Потомок, выстой под окном,
Домучься до стихотворенья.
«Перестал восхищаться чужими стихами…»
Перестал восхищаться чужими стихами.
А бывало, услышишь — бежишь.
И кому-то рассказываешь, чуть руками
Не размахиваешь, как малыш.
Перестал просыпаться до света — от муки
Недосказанного перед сном.
Стали встречи как будто сплошные разлуки.
Позабыл, как стоят под окном.
Появляется странное предположенье,
Что окно с колыханьем огня,
Одинокого, ждущего до сокрушенья,
Окончательно не для меня;
Что не мне, а кому-то и дом, и ограда,
И в кленовых листах мезонин…
Перебарывать этого чувства не надо
Ради следующего за ним.
Бессонница («Спит сиамский котенок, вцепясь в ковер…»)
Спит сиамский котенок, вцепясь в ковер.
Поднимается дыбом тихонько ворс.
Спит дворняжка, помахивая хвостом.
Их погладить бы надо обоих мне.
Сочинивший кучу плохих стихов
И вручивший их мне на суровый суд,
Чтобы я похвалил, безмятежно спит,
Гениально набравшись в чужих гостях.
Может быть, через вечность усну и я,
Утомительный, видимо, человек,
Только станет ли лучше тебе или мне,
Если кто-нибудь где-то уснет навек…
А зачем этой правде смотреть в глаза,
Если знаю и сам, что и я такой,
Что когда-то пройдет и двадцатый век
Вместе с жизнью моей и моей строкой.
А зачем этой правде смотреть в глаза,
Как в могилу глядеть и глядеть? Зачем?
Лучше девушкам буду дарить цветы
И заглядывать им в глаза, а не ей…
«…родина, это ты…»
…родина, это ты,
С маленькой нежной буквы,
Там, где лишь три версты
До паутин и клюквы.
Ты бриллиант росы,
Вправленный в венчик тесный,
Темная тень грозы
Над желтизной окрестной.
Ясеней череда,
Изгородь в повители
Там, где мои года
Юные пролетели.
Угол, где сквозь асфальт
Нежно глядит булыжник.
Окна, где не проспят
И не забудут ближних.
Храм, где Борис и Глеб,
В липах и перезвоне…
Белые буквы «Хлеб»
На голубом фургоне…
«Другого места не нашел…»
Кому повем?..
Другого места не нашел —
Пал на скамью в чужом дворишке.
Не как подстреленный орел,
А наподобие воришки.
Он был высок. Не стар, но сед.
В пальто с воротником бобровым.
Он съежился, тепло одет;
Почти обласкан псом дворовым.
Собаки он не замечал,
Лицом упав в худые руки.
…И он молчал, и пес молчал,
А я в окно глядел от скуки.
Но что-то странное во мне
Рождалось, требуя ответа,
Пока маячила в окне
Совсем немая сцена эта.
Под нашим тополем кривым
Он так сидел, как будто плакал.
Казалось, тающий, как дым,
Над ним какой-то образ плавал.