Таня сокрушенно вздохнула.
— Обтираться с ним в раздевалке, а потом выскочить в окно, оставив Леху “во всей красе” на растерзание ввалившимся парням — это самое мягкое. Провоцировала его… То ласкалась, то отталкивала. Последней каплей стало то, что я уехала с одной из гулянок вместе с его лучшим другом. Между нами ничего не было, конечно, Алешку я любила безумно, хоть и пыталась доказать всему свету, что это не так. Но на следующую тренировку пришел другой тренер. Провалился мой Леша сквозь землю… Приятели отводили глаза, говорили, уехал куда-то. И все, больше я его не видела, — заключила Таня, поднимая глаза к небу, откуда начал сыпаться мелкий снег. — Так что, как видишь, мужчины не железные… особенно если кажутся именно такими.
— Ты не пыталась найти его? — помолчав, спросила Дина.
Оранжевые пятна фонарей освещали роящуюся мошкару снежинок. Таня пожала плечами и плотнее обернула шарф вокруг шеи.
— Пыталась. Два года. Бестолку. Потом от балды подала на гринкард. Просто чтобы сделать что-то. Перестать думать о нем, не знаю… И вот она я, — русская отпустила Динин локоть и картинно развела руками.
— Думать-то не думаю, конечно, но и совсем забыть тоже нельзя. Больше десяти лет прошло. Я стараюсь жить одним днем, — сказала она, пряча ладони в карманы парки, — так проще… Может, еще найду “того самого”, кто знает...
Дина явно чувствовала себя не в своей тарелке.
— Говорят, этот агент ФБР симпатичный, — она натянуто улыбнулась и игриво ткнула Таню в бок.
Та расхохоталась, с готовностью возвращаясь в привычный образ и поморщившись, ответила:
— Фу, этот приторный латинос?! Пойдет разве что на рекламу джинсов из восьмидесятых! Он мне вообще кажется скользким типом, — она передернула плечами. — Видела его в баре, слишком уж он мил со всеми подряд. Даже Софи от него без ума, а уж это нонсенс!
Таня фыркнула и провела рукой по лицу, снимая с ресниц снежинки.
— Должен же он хоть кому-то не нравиться, хотя бы из принципа, — закончила она. — И этим “кем-то” однозначно буду я!
***
Таккер стряхнул с волос снег, быстро оделся и, сунув ноги в сапоги, поднялся в пещеру. Когда в пальцах восстановилась чувствительность, он наклонился и застегнул замки. Обжигающие кожу снежные ванны были неприятным, но необходимым занятием, Таккер мог вытерпеть многое, но не ощущение немытого тела.
Сзади подошел Пит, шевельнул ладонью, поднимая чайник, осторожно перенес его по воздуху и попытался наклонить, чтобы налить себе чая. Струя кипятка прошла мимо чашки, Пит досадливо цокнул языком и сдвинул объект, но тем количеством воды, что попала в цель, можно было напоить разве что мышь.
Таккер рассмеялся. Манипуляции с мелкими предметами давались им обоим нелегко, но за время жизни в убежище Гарсиа успел отточить кое-какие навыки. Он не глядя подхватил из дальнего угла бутылку, вылил в чайник и вновь поставил посудину на огонь. Пит, закусив губы, направил взгляд на крышечку и напряженно морща брови, смог с третьего раза пристроить ее на место. Таккер одобрительно хлопнул приятеля по плечу.
Гарсиа неожиданно открыл в себе талант слушателя, и парни с удовольствием приходили в пещеру, чуть ли не оспаривая друг у друга право на следующее “дежурство”.
Теперь Таккер будто знакомился с друзьями заново. Оказалось, достаточно остаться с человеком наедине и задавать побольше вопросов, чтобы узнать его изнутри. Эта внутренняя личность могла сильно отличаться от внешней, столь привычной глазу, и даже противоречить ей.
Энди принес Таккеру пачку батареек и допотопный MP3-плеер, закинув туда море всякой всячины, начиная с музыки и кончая аудиокнигами и сборниками поэзии. Оказалось, что Янг пишет очень мрачные стихи и любит слушать творения таких же начинающих поэтов, хотя не решается записать свою собственную декламацию из страха, что кто-то узнает его по голосу.
Суровый с виду Терренс ударился в восточную философию, увлеченно рассказывал Таккеру о свойствах камней и делился эзотерическими теориями по поводу происхождения их странной силы... Возня со свечами, крупицами благовоний и разговоры о цветах ауры казались самому Терренсу совсем не мужским занятием, однако ему это все равно нравилось.