Прыгнув на водительское сидение, я газанул с подъездной дорожки. Километр за километром я гнал на полной скорости, чтобы успеть в больницу. Я мог спасти их. Спасти маму и свою сестру. История ее спасения стала бы одной из той, о которых говорит весь мир. Чудесное исцеление. И я бы был ее героем. Ей не нужно было извиняться передо мной. Все было бы хорошо.
— Мама, — выдохнул я, — держись. Пожалуйста. Ты нужна мне. Нужна ребенку.
Она молчала и не отвечала. Тогда я рискнул посмотреть на нее, и мой мир разлетелся на части.
Чертов кошмар.
Как повтор какого-то фильма ужасов из тех, кто я смотрел в детстве.
Ошметки плоти не были настоящими.
Кровь бутафорская.
И я бы скоро проснулся.
У меня перекрутился желудок, стоило мне понять, что наполовину снесенный череп был головой моей мамы. Не маленькая рана. Полвины головы просто не стало. После такого выстрела никто бы не выжил. Мама была мертва. Как и моя сестренка.
Какого черта!
Моя кожа начала гореть и чесаться в том месте, где на нее попали мамина кровь и мозг. Я в панике попытался стереть их с себя.
— Уберите их от меня! — закричал я и на миг отпустил руль, чтобы поцарапать свою плоть.
В считанные секунды колесо налетело на кочку. Машина вильнула. Я попытался ухватиться за руль. Но во второй раз за вечер опоздал. Машину уже занесло в воздух. В следующий миг мы уже капотом вперед разбились об обочину.
Машина перевернулась один раз, два, три, четыре, пять, шесть.
Или двадцать.
Или один.
У меня жутко кружилась голова, и все вокруг слилось в одно болезненное пятно.
Когда машина, наконец, остановилась, в салоне было слышно лишь шипение двигателя и мое прерывистое дыхание. Начав терять сознание, я принялся считать вдохи.
Один.
Два.
Три…
— Вар!
Поморгав, я прояснил видение и посмотрел в самые красивые голубые глаза на свете. Я молился, чтобы мне удалось остаться здесь. С ней. С ангелом.
Но я должен был избавиться от этой мерзости.
— Отстань от меня! — взревел я. — Я должен это смыть!
Оттолкнув ангела, я соскочил с постели и помчался в душ. Трясущимися руками я открыл кран и пустил воду такую горячую, какую только мог. Мне нужно было мыло, вода и губка. Мне нужно было смыть эту отраву со своей кожи.
Боже.
Она была и у меня во рту?
Я царапал язык ногтями, пока не начал захлебываться. Слыша за своей спиной рыдания, я не мог сказать наверняка, кто плакал — я сам, моя сестра или ангел.
— Вода…вода слишком горячая, Вар!
Рядом потянулась тонкая рука, чтобы убавить температуру. Я рефлекторно ее оттолкнул.
— Не прикасайся!
Шагая под обжигающие струи, я слышал лишь крики, сменившиеся рыданиями. Мне нужно было смыть это с себя. Нужно было, чтобы кровь стекла в канализацию подальше от отверстий на моем теле.
— Уоррен, пожалуйста!
Кто-то схватил меня за плечо, и я обезумел от черной ярости. Повернувшись лицом к нападающему, я толкнул его изо всех сил, пока он не вылетел из ванной. Тогда я дрожавшими руками захлопнул дверь и запер замки.
Жара была моим спасением.
Я должен был выжечь кровь.
Я зашел в душевую и вздрогнул, когда горячая вода опалила мою плоть. Взвыв, я начал бить кулаками кафель. Боль разрывала мои костяшки, и я в ужасе наблюдал, как из них потекла кровь.
Ее кровь.
Ее кровь.
Ее чертова кровь!
Схватив губку, я принялся тереть костяшки. Мне нужно было смыть со своего тела все следы. Кожу начало щипать, и кровь лишь потекла сильнее.
Я скреб и скреб и скреб.
Пока не...
Внезапно меня поразил грохот.
— Уоррен, — раздался глубокий голос.
Поморгав, я задрожал. Каким-то образом кипяток превратился в лед. Я был сбит с толку и дезориентирован. Я мог поклясться, что только что здесь было жарко.
— Пора выбираться отсюда, сынок.
Мой отец.
Повернувшись на голос, я вздрогнул. У меня болело все тело, в сердце была пустота. Словно не хватало куска. Я уже начал царапать грудь, чтобы собрать его по частям, когда папа схватил меня за челюсть. Едва я успел осознать, что он прикоснулся ко мне, и начать отбиваться, как мне что-то затолкали в глотку.
— П-папа, — выдохнул я, давясь от едкого вкуса таблетки, — что со мной происходит?
— Просто паническая атака. Я дал тебе кое-что, чтобы успокоиться. Вернись в постель и поспи, — он говорил тихо, успокаивая мое дико колотящееся сердце и набрасывая полотенце мне на плечи.
Но боль в груди…
Была невыносима.
— Папа, мне больно, — у меня в горле застряло рыдание. — Что-то пропало.
— Бейли в безопасности, — кивнул он, посмотрев мне в глаза. — Иди спать, и я попрошу ее проведать тебя, когда тебе станет лучше.
Бейли. Голубые глаза. Светлые волосы. Ослепительная улыбка. Ангел.
Кивнув, я доковылял до кровати и забрался под одеяло. Оно было теплым и ароматным. Как и Бейли. Как недостающий кусочек моего сердца.
Папа сказал, что она в безопасности.
Вздохнув от облегчения, я понадеялся также выдохнуть и свое замешательство. Спустя три долгих вдоха я провалился в темноту.
У меня раскалывалась голова. И падавшие на меня лучи солнца практически слепили. Прищурившись, я попытался вспомнить прошлую ночь.
Какого черта я чувствовал себя так, словно побывал в аду?
Почему у меня ломило мышцы, словно я пробежал проклятый марафон?
И, черт возьми, почему я чувствовал себя так, словно мог проспать всю неделю?
Я сел и осмотрелся. Дверь в ванную была распахнута настежь, свет включен. Между ней и кроватью на полу лежало полотенце. Издалека доносились голоса.
Глубокий, низкий, любящий.
И нежный, тихий, мелодичный.
Я обожал эти голоса и хотел слышать их как можно больше. Словно по команде, раздались тяжелые грохочущие шаги, и они звучали все ближе. Вскоре они стихли, и я увидел на пороге папу. Сегодня он носил обычную одежду — джинсы и футболку. Волосы его были растрепаны, под глазами темнели круги.
— Привет, пап. Что ты здесь делаешь?
Прежде чем подойти к кровати, он нахмурился и бросил взгляд через плечо.
— У тебя был очередной приступ бредового расстройства. Я остался убедиться, что ты не навредишь себе и…
Я уставился на него, не понимая намека.
— Бейли. Я также не хочу, чтобы ты причинил боль Бейли.
— Мне нужно ее увидеть, — мое сердце ожило и рвалось поскакать из спальни по коридору. Я уже выбрался из постели и голышом пошел к шкафу.
— Уоррен, ты много помнишь о прошлой ночи? — папа начал заправлять постель, зная, что я не выйду из комнаты, пока она не будет прибрана.
Я помнил ужин. Помнил платье. Прекрасное тело Бейли. Помнил, как занимался с ней любовью и крепко обнимал. Это был рай.
— Мы занимались любовью, — признался я, одеваясь.
Папа молчал, пока я не вышел из гардеробной. Застегивая рубашку, я посмотрел на него, выгнув бровь.
— В чем дело? Ты просил подождать, пока ей не исполнится восемнадцать. И ей исполнилось. И, — продолжил я почти застенчиво, — мне кажется, что я ее люблю.
— Ты помнишь, как ударил ее? — он потупил взгляд и стиснул зубы.
— Что? — изумился я.
— Прошлой ночью, — принялся пояснять папа, — у тебя начался приступ паранойи и бреда. Ты ударил Бейли, Уоррен. А потом оттолкнул.