Девушка помолчала, потом виновато склонила голову:
— Прости меня, отец, я была не права. Мои выводы слишком поспешны: вероятно, зло во благо не является злом. Могу я его увидеть?
— Конечно, моя маленькая будущая правительница. Именно для того я и привел тебя в это мрачное место.
Таорд дернул за шнурок, свисавший с потолка. За стеной послышался звон колокольчика. Бесшумно отворилась незаметная дверь в углу, и возник человек с чисто выбритым и неподвижным лицом.
— Да, мой господин, — он низко склонил голову в приветственном поклоне.
— Познакомься, Нуртан, — это Симерэль, будущая сохим при моем слабоумном сыне.
— Женщина в этой комнате? Не к добру это, мой Повелитель. Впрочем, не мне судить.
— Да, не тебе — ибо она твоя будущая госпожа: именно ей я отдам ключ.
Нуртан промолчал, ещё ниже склонив голову.
— Дочь моя, сей нелюбезный господин — второй и последний человек, посвященный в тайну. Он мастер пыток. Он следит за разнообразием досуга хранителя нашего города, чтобы он, упаси Гармония, не заскучал и не привык к определенному виду боли. Ты готова увидеть это?
— Да, отец, — откликнулась побледневшая девушка еле слышно.
Первым шел Нуртан, за ним Правитель, а последней брела Симерэль, и каждый шаг давался ей с немалым трудом. Они спустились по лестнице еще глубже и вошли в просторный зал, освещенный факелами, висевшими вдоль стен. В ужасе и тоске замерла девушка, обозревая открывшееся ей зрелище.
У стены, обмотанное толстыми змеями цепей, стояло немыслимое, невозможное существо. Волосы из чистого пламени, черные дуги рогов, уходящие за спину, скорбное и презрительное лицо с беспощадно сжатыми губами… Глаза закрыты, все тело покрыто страшными ранами — и свежими, и зарубцевавшимися.
Нуртан подошел к пленному, щелкнул чем-то справа от него, и механическое приспособление в форме розы с острыми лепестками впилось в тело и повернулось в нем.
Прежде чем отвернуться с ужасом, Симерэль успела увидеть, как судорога боли прошла по лицу Сына Бездны, как распахнулись глаза пленного и перехватили её взгляд.
Обратно они шли молча, и лишь расставаясь у кабинета Правителя, девушка спросила:
— Отец, про какой ключ ты говорил? — Ключ от кандалов Инзариэля.
— Разве его сохранили? Зачем?
— Видишь ли… Наибольшую боль ему могут причинить не физические пытки, но сознание близкой и невозможной свободы. Поэтому, когда Ларэту требуется особенно много энергии, Нуртан приходит к нему с этим ключом. Видя ключ, Инзариэль испытывает столь сильные муки, что пространство буквально взрывается от его энергии. Её с лихвой хватает на решение всех проблем.
— И ты передашь этот ключ мне?
— Да, в день праздника Завершения. Я вручу твоему слабоумному брату символы власти, ты же получишь власть истинную.
— Ну что ж, спокойной ночи, отец…
Но для нее самой ни эта ночь, ни последующие спокойными уже не были. Едва задремав, она видела бездонные очи, полные пламени, и беспробудной тоски, и боли, и презрения… и тут же просыпалась и долго не могла унять бешено стучащее сердце.
Затем наступил праздник Завершения. Таорд попрощался со своими подданными и отбыл на покой, о котором давно мечтал. Слабоумный брат Симерэль стал номинальным Правителем, а она — фактическим, и ключ от цепей великого пленника всегда висел на ее груди, под слоем дорогих одежд.
Напрасно девушка говорила себе, что больше никогда не пойдет в то страшное подземелье — прошло несколько дней, и она поняла, что ей обязательно нужно увидеть пленника ещё раз. Увидеть — и потребовать снять с нее проклятие своих глаз.
И снова Симерэль шла узкими коридорами. На этот раз одна. Она надеялась, что где-то по дороге встретит Нуртана, но этого не случилось.
Так же тускло светили факелы, и так же безмолвно и неподвижно стоял у стены Великий. Глаза его были закрыты. Осмелев, девушка заговорила:
— Послушай, Инзариэль…
Он тотчас раскрыл очи — и слова комом встали в горле.
И тогда заговорил он. Голос, подобный грохоту камней в горах и в то же время обволакивающий, как бархат, обрушился на нее, заставил сжаться и отступить назад.
— Что привело сестру Правителя в мою скромную обитель? Позволь мне догадаться! Вы изобрели новую чудо-машинку и хотите проверить её на моей плоти? Что ж, прошу. Надеюсь, вы преподнесете мне нечто оригинальное!
Девушка, ошеломленная и раздавленная, принялась оправдываться, бормоча что-то о проклятии, глазах и снах.
— Проклятье? Если б я мог, ваш род был бы проклят ещё множество лет назад, и ваш пра-пра-прадед умер бы сразу тысячью смертями, которые я ему пожелал. И самой легкой было бы медленное погружение в лаву вулкана.
Симерэль, не ответив, в стыде и страхе бежала прочь.
Но не прошло и двух дней, как она снова спустилась в подземелье и прошла сумрачными коридорами в зал для пыток… а потом ещё и ещё. Она стала приходить туда регулярно. Огненные глаза не отпускали её и не оставляли выбора. Мастер пыток Нуртан отчего-то не встретился ей ни разу, хотя на теле пленника то и дело появлялись свежие раны.
И вот настал день, когда она решилась спросить у великого узника, что он станет делать, если она дарует ему свободу?
Он ответил, что в этом случае уничтожит город и сотрет с лица земли всякое воспоминание о двэллах.
И опять она покинула его в ужасе и слезах…
Прошла целая вечность. (Симерэль казалось — вечность, но на самом деле — меньше месяца.) Как провела это время девушка, как выдержала — она не понимала сама.
Она снова пришла к пленнику и сказала, что отомкнет кандалы и отпустит его на свободу — если он обещает стать её мужем. Все остальное ей безразлично.
Инзариэль ответил:
— Если ты отомкнешь мою цепь, я покажу тебе — что значит моя любовь. И если после этого ты по-прежнему пожелаешь быть моей женой — я останусь с тобой.
Ни секунды не раздумывая, Симерэль сняла со своей груди ключ и отомкнула браслеты кандалов на запястьях и ногах пленника. Цепи пали.
Инзариэль выпрямился и освобождено расхохотался. И раскрошились стены вокруг. Он развел руки в стороны, и между ними заметались огненные бичи — красные, белые и синие. Красные, свившись в жгут, пробили, расплавили толщу земли и камней над его головой. Белые, расходясь вширь, как круги на воде, разбивали крупные осколки в мелкие, а мелкие превращали в песок. А синие, длинными щупальцами срываясь с его пальцев, уничтожали жителей города, в страхе метавшихся средь рушащихся зданий.
Симерэль, упав к его ногам, дрожала и плакала. И лишь повторяла:
— Обещал… Ты обещал…
Потом всё стихло и замерло. Инзариэль рывком поднял девушку на ноги. Вокруг были руины, черный пепел, да сиротливые язычки огня, мелькавшие здесь и там на месте пожарища, оставшегося от прекрасного Ларэта.
— Я не забыл — я сказал тебе, что покажу, что значит любовь ит-хару-тэго.
Он обхватил её ладонями за голову, и она упала в его глаза — два озера пламени. Он наклонился и поцеловал её.
Симерэль показалось, что в горло ее заливают кипящее масло. От жара в тысячи солнц кожа на ее губах и щеках запузырилась и полопалась… Она пыталась оттолкнуть его, вырваться из губящих объятий, но крепче арвейса были его руки.
Наконец Инзариэль отстранился. Он вгляделся в обожженное лицо девушки, с губами, похожими на открытую рану, с запекшейся кровью на щеках.
— Ну что, по нраву тебе моя нежность?
Симерэль попыталась что-то крикнуть, но ожоги не давали произнести ни слова. Лишь стон, похожий на мычание вырвался из черных от крови губ. Сын Бездны рассмеялся:
— Не вышло из нас мужа с женой! Что ж, прощай.
Он провел ладонью по ее волосам и добавил тихо, как никогда не говорил прежде — не зло и не холодно, но почти ласково:
— Прости, маленькая, нежная Симерэль. Я лишь выполнил обещание, данное тебе. Не моя вина, что моя страсть обжигает, и не твоя вина, что люди слишком слабы и хрупки, чтобы быть возлюбленными Сыновей Бездны.