Уэллс молча смотрел на снимки.
— Выключите это, — прошептал он, после чего надолго замолчал. Брови сведены, глаза — озера, полные презрения к себе. Но что-то подсказывало мне: он находит некое удовлетворение в этом унижении, словно увиденное им было всего лишь исполнением пророчества, произнесенного над колыбелью.
— Вижу, вы немало потрудились, — спокойно заметил он. Я понял, что близок к успеху, и подался вперед.
— Но все можно изменить. Наша медицина позаботится о том, чтобы вы никогда не стали жирной пародией на себя. Мы сохраним вам молодость и красоту на всю оставшуюся жизнь.
Уэллс передернул плечами.
— Я ослеплен вашим великодушием. Но что вам от этого?
— Очень многое. Не стану отрицать: мы не благотворительная организация. Вы сами не понимаете, как высоко ценимы в будущем ваши картины. Через сто лет «Гражданина Кейна» сочтут лучшим фильмом всех времен и народов. Одно известие о вашем появлении будет стоить миллионы. Люди хотят видеть ваши работы.
— Сейчас вы очень похожи на Джорджа Шефера, убеждающего меня приехать в Голливуд после «Войны миров». Я — гений, неограниченное финансирование, люди обожают мои фильмы!.. Но все кинжалы были наточены еще до того, как я спустился с самолета. Через три года Шефер выброшен на улицу, я — пария, а его преемник даже не желает посмотреть мой фильм. Утверждаете, что владельцы студий будущего превратились в святых?
— Конечно, нет. Но будущее имеет временную перспективу. «РКО», искромсав «Амберсонов», не сделала ничего, чтобы защитить свои же вложения. Ваша интуиция явно превзошла их собственную, и не только в смысле искусства, но даже с точки зрения финансиста.
— Скажите это Чарлзу Кернеру!
— Совершенно необязательно. Это величайшая трагедия в истории кино. В 2048-м никто не видел вашей картины. Эта копия, — я коснулся яуфа, — единственная, оставшаяся в авторском варианте. Когда она пропала, а негативы существующего материала были уничтожены, осталась только изуродованная студийная версия.
— И это единственная копия?
— Единственная.
Уэллс провел рукой по волосам, тяжело поднялся, подошел к поручню, схватился за линь, чтобы удержаться на ногах, и, запрокинув голову, взглянул в звездное небо. Жест был явно театральным, о чем он, без сомнения, знал.
— А ваша машина времени? — спросил он, не оглядываясь. — Где вы ее храните?
— У меня в сумке переносной прибор. На корабле им воспользоваться невозможно, но как только мы окажемся на земле…
— …тут же отбываем в 2048-й? — засмеялся Уэллс. — Похоже, я экранизировал не тот роман Г.Дж. Уэллса. — Он резко обернулся. — А может, и нет, мистер…
— Грубер.
— Мистер Грубер. Боюсь, вам придется вернуться в будущее без меня.
Роузтраш потратила кучу денег, чтобы послать меня сюда. И если я провалю задание, другой попытки мне не дадут.
— Но почему? Я сказал вам чистую правду.
— Что дает мне огромное преимущество — как человеку, знающему, что произойдет в следующие сорок лет, не так ли?
— Не будьте глупцом! Ваше здешнее положение завтра будет не лучше, чем вчера.
Одно из основных правил — никогда не увлекаться, не влипать в дело всеми четырьмя, но я уже влип, и мне было не все равно, слушает он меня или нет. Наверное, из-за моего финансового состояния.
Я показал на каюты, где спали Кернер и его семейство.
— Но после сегодняшнего вечера все рухнуло. Вы выбросили на ветер единственный шанс изменить судьбу. Хотите отдать свой талант на откуп типам вроде Чарлза Кернера? Из милости ждать одобрения людей, которые никогда вас не поймут?
Уэллс, кажется, развеселился.
— Вас, похоже, это сильно волнует… Детлев, не так ли?.. Детлев, почему вас это так тревожит? — Он не столько спрашивал, сколько размышлял вслух. — Это всего лишь ваша работа, верно? Вы меня вовсе не знаете. Но, похоже, мое положение заботит вас куда больше, чем следовало бы. Значит, вы, скорее всего, действительно любите мои фильмы: я польщен, конечно… или вас особенно занимает проблема режиссера в мире бизнеса. И все же вы работаете в мире бизнеса каждый день. Поэтому позвольте мне сделать контрпредложение. Вы не берете меня в будущее, а остаетесь здесь, со мной. Сомневаюсь, чтобы художник мог добиться успеха вне своего времени. Как я сумею понять 2048 год, не говоря уже о том, чтобы создавать фильмы, которые тамошняя публика пожелает видеть?
С другой стороны, вы вполне знакомы с этой реальностью. Утверждаете, что вам известны все западни и ловушки, в которые я должен попасть. И, бьюсь об заклад, вы достаточно хорошо знаете историю двадцатого века. Подумайте о преимуществах, которые вам это даст! Несколько мудрых вложений — и вы разбогатеете! Хотите снимать фильмы? Мы будем делать это вместе! Становитесь моим партнером! С вашим знанием будущего мы сумеем профинансировать нашу собственную студию!
— Я не финансист, а охотник за талантами.
— Охотник за талантами — мы сможем использовать и это! Вы должны знать всех великих актеров и актрис второй половины двадцатого века, мы успеем раньше других подписать с ними эксклюзивные контракты. Через десять лет мы станем главными в кинобизнесе!
Он шагнул к столу, наполнил стакан и поставил его передо мной.
— Знаете, не расскажи вы мне все в подробностях, я никогда бы не усомнился в том, что вы обычный слуга. Так что вы и сами неплохой актер. Лихо меняете личины! Яго, вливающий яд слов мне в уши. Прекрасно, мы определенно сможем использовать еще и это. Только не говорите, Детлев, что в будущем нет кое-каких аспектов, которых вы хотели бы избежать. Вот ваш шанс. Вдвоем мы сможем навсегда распрощаться с Кернерами этого мира, а еще лучше — преуспеть в их мире и натянуть им нос!
Это что-то новенькое. Мне и раньше сопротивлялись. Несколько раз даже предлагали убираться. Я сталкивался с паникой и недоверием. Но еще никогда «жертва» не пыталась меня соблазнить.
Любопытнее всего, что в словах Уэллса было немало смысла. Может, сумей я доставить его в наше время, и мое будущее было бы обеспечено, но, похоже, этому не суждено случиться. Все, что я наговорил Уэллсу о его судьбе — отсутствие настоящей семьи, распри с киномагнатами, печальные перспективы, — в той же степени относилось и ко мне. И поскольку я сжег этот период времени во Вселенной, добираясь сюда, никто из будущего не явится за мной, как бы я того ни желал. Я мог бы ставить фильмы вместе с Уэллсом, а когда-нибудь сумел бы снимать и без него.
Но тут мой взгляд упал на яуф с фильмом, и я мигом взял себя в руки. Слишком хорошо я знал биографию Уэллса. Окружающие не предавали его. При случае он сам был не прочь совратить и обмануть даже самых верных друзей. Это всегда была любовь на его условиях.
— Спасибо за предложение, — кивнул я. — Но мне нужно возвращаться. Идете со мной?
Уэллс сел на соседний стул и улыбнулся.
— Можете доложить директору вашей студии или тому, кто вас послал, что я оказался куда более крепким орешком, чем ему представлялось.
— Вы горько об этом пожалеете.
— Посмотрим.
— Я уже все видел. И вам показал. Лицо Уэллса потемнело.
— Да, это было неприятно, — сухо заметил он. — Но теперь, похоже, наши дела закончены.
Значит, ничего не вышло, и по возвращении меня не ожидает ничего хорошего. Остается один шанс спасти свою репутацию.
— В таком случае, если не возражаете, я возьму это.