Уйдя из идеальной Москвы, я еще долго бродила потом по пространствам. Прошла через регулярный парк с бархатными газонами и шариками постриженных кустов. Через средневековый замок с гулким эхом. По леднику, сверкавшему на солнце психоделической радугой чьей-то несбывшейся мечты. По заброшенному гаражу и вымершей деревне.
И по коридорам. Бесконечной веренице коридоров и комнат, о которых никто никогда не мечтал, мыслей-пустышек, рассуждений ни о чем, бессмысленно прожитых минут, потраченной впустую вечности…
В офис я вернулась на следующий день после своего ухода. Не совсем на следующий день, правда, если быть точной. Поскольку в пространстве время циклично, а не линейно, то порядок дней не имеет особого значения. Только наша память — еще оперирующая категориями реальности — выстраивает события в хронологическом порядке, хотя и это постепенно становится бессмысленным. Ведь если сути вещей сами по себе события не меняют, то и их последовательность со временем теряет все свое значение.
Однако события условно вчерашнего дня определенное значение все-таки имели. Когда я вошла в дверь, шесть голов повернулись и шесть пар глаз уставились на меня. Как мне показалось, с осуждением.
— Привет, — сказала я неуверенно.
Хелен слегка улыбнулась. Ларс махнул рукой. Остальные не двигались.
— Что ты вчера устроила? — спросил Хендрикс, и мне не очень понравилось, как он со мной говорил.
Но он был прав. Я и впрямь натворила дел.
— Простите. Это произошло случайно. Я просто оказалась не готова…
— К чему?
Я не сразу нашлась, что ответить. Я вдруг поняла, что я никак не смогу объяснить им произошедшее. Не поймут.
— Ни к чему, — ответила я, взяв себя в руки. — Просто я не ожидала увидеть этого человека здесь. У нас остались некоторые… неразрешенные вопросы. Но мы их уже разрешили.
— Откуда ты его знаешь? — опять спросил Хендрикс с той же интонацией. Холодной, требовательной. Недовольной.
— Из прошлой жизни.
— Ты хочешь сказать, что встречалась с ним, пока жила целиком в реальности? — вскинулся Гарри.
Мне показалось, что в глазах у него мелькнуло плохо скрываемое любопытство.
— Да.
— И как долго он может там находиться?
— Долго, — я невольно вздрогнула, вспоминая, чем для него было это «долго». — По многу часов подряд.
Гарри торжествующе прошептал: «Я же говорил!». Ларс и Хелен обменялись удивленным взглядом.
— Как же ему это удается? — поинтересовался Хендрикс все тем же холодным тоном.
— С трудом, — ответила я честно. И тут сказала то, чего совершенно не следовало им говорить. — Но это вообще-то возможно. Если есть, зачем там находиться.
— И зачем же ему там находиться? — прищурился Макс.
Я встретилась с ним взглядом. У него были непроницаемые, холодные глаза компьютерного игрока.
— А зачем вам нужно это знать?
Макс первым отвел взгляд, но не сдаваясь, а просто отступая на время.
— Затем, — ответил вместо него Хендрикс, — что ты не совсем понимаешь правила игры, как нам кажется.
— Какие правила?
— Пространства не терпят сильных эмоций. Я говорил тебе об этом. Да ты, наверное, и сама это уже успела заметить. Если ты продолжишь в том же духе, ты можешь просто разрушить весь этот мир. И тогда все, кто в нем живет, погибнут. Все. Он — тоже.
Мне стало холодно.
— Здесь нельзя любить, — тихо сказал Ларс. — Возьми себя в руки, детка. Это не шутки.
V. Гарри
Мало кто находит выход, некоторые не видят его, даже если найдут, а многие даже не ищут.
«Hello, darkness, my old friend. I come to talk with you again…»[5]
Музыка спасет мир. Не говорите мне, что это не так. В конце концов, я и сам каждый день понемногу его спасаю. И в основном — при помощи музыки.
Мы в офисе никогда не делили между собой сферы деятельности — это получилось случайно. Просто у всех были свои интересы — и постепенно мы стали своеобразными экспертами, каждый в своей области. Когда Макс возвращался после очередной вылазки в реальность — бледный, покрытый испариной и трясущийся в ознобе — мы разбирали то, что он притащил, расходились по комнатам и там узнавали, что еще успело придумать больное сознание человечества. Иногда мне становится любопытно, стали бы режиссеры снимать фильмы ужасов, если бы знали, что каждый придуманный ими монстр однажды воплощается в плоть и кровь? Я надеюсь, что нет. Но до конца не уверен.
5
«Здравствуй, темнота, мой старый друг. Я пришел снова поговорить с тобой» (англ.) — первые строки из песни «Sound of Silence» Simon and Garfunkel.