За декаду или две до открытия следующего сезона транспортировки мы лишились главного врача. И формально, и фактически это было самоубийство в традициях верхушки Дома: у нас вышел из строя очередной энергоблок и госпожа Ирьен лично возглавила работы, что было ей и не по чину, и не по возрасту, и отработала две полных смены подряд. Объяснения руководитель Проекта получил позже, отсроченным сообщением. Формулировки я сначала не знал, но общий смысл — «не хочу и не могу ни участвовать, ни присутствовать при второй серии этих торгов», — быстро расползся по всему Проекту.
Горькая новость, а вот у младшего персонала в коридорах глаза стали как-то ярче. И я знал телом, что под куполами то же самое. Две вещи им сказали сразу: что администрация не собирается просто так уступать, сдаваться, списывать в мусор, и что даже это положение кое-кто нашел для себя нестерпимым и невыносимым. Старая школа.
В тот же день старик позвал меня к себе. Не совсем к себе, а в тот рабочий закуток, выгородку аппаратной, где он обычно сидел — и даже часто спал. В аппаратной — самое мощное все, с четверной надежностью. Дома для персоны его уровня продублировали бы… дома оно бы не ломалось. Когда в голове разделились «низ» — и «дом»? Ведь разделились, задолго до того, как тусклое чечевичное зернышко слилось с короной светила. Дом — нестрашное теплое место, где я жил — или считал, что жил. И «низ» — источник безумия и несправедливости, сознательных помех. Потом я нашел подходящее слово. Оно называлось — «враг».
Вспомнив слово, я вспомнил и его первоначальное значение: так называли древних диких дарт'анг. Тех, кто приходит на рассвете и убивает спящих. Разумные нашего племени не использовали это слово друг для друга, но я был прав. Внизу были враги.
Я думаю, все дело было в этом слове.
Старик показал мне записку и сказал:
— Это не входит в ваши служебные обязанности, но я прошу вас отправить это вниз, от своего имени. Допустим, содержимое разгласили сотрудники госпожи Ирьен, а вы, будучи потрясены происшествием, и обнаружив, что никто не собирается о нем докладывать, взяли это на себя.
Я закрыл глаза, открыл их, снова закрыл — ну неужто они там не знают, что будет испытывать разумное существо в этом положении? Чем предсмертная записка доктора может их удивить?
— Удивить? Вряд ли. Отрезвить — возможно. Заставить их понять, что еще нажим-другой и они начнут быстро терять персонал. Средний и высший. Незаменимый.
Я еще подумал, что госпожа Ирьен и хотела, чтобы ее записка полетела туда, вниз. А как — в виде несмываемого оскорбления или иначе, решать нам. Иначе она бы сама ее отправила. Еще я подумал: это было красиво. Той красотой отдаленных и ближних последствий, многой пользы даже из последней слабости, которую сразу опознают на верхних этажах Домов, а я, потомственный независимый гражданин, только учился распознавать в поступках.
Под куполами будут помнить, на какой работе она ушла и почему. Забудут, что ей оставались считанные годы жизни, а это запомнят. Внизу останутся жить с запятнанными именами, потому что госпожа Ирьен прожила безупречную жизнь. Это было не вполне новым для меня — печальная красота целесообразного поступка, — но я считал, что в жизни так редко кто поступает, только в древних поучительных историях. А они так на самом деле жили. И я не мог не чувствовать восхищения и зависти. Но не только. Теперь я боялся за старика.
Я поднял голову, соглашаясь, а потом — страх вел меня нужной дорогой — спросил: если они идут на запах живого, на запах крови, не сочтут ли они мой поступок… слабостью. А меня — тонким местом, уязвимой зоной, куда можно ударить.
— Надеюсь, сочтут. Они больше не верят нашим охранителям, а их собственные верные, здесь есть такие, потеряли прямой доступ к связи. Если они сами найдут кандидата и обернут к себе или сломают, они до какой-то степени станут доверять тому, что он говорит.
Старшие и высокопоставленные, которым я пытался служить, всегда так говорили между собой — что-то подразумевая, и постоянно полагая, что собеседник их понимает. Я не понимал, возраст, происхождение и положение мне позволяли переспрашивать.
— Но… они меня не нашли.
— Еще не нашли. Когда вы отправите записку вниз, вы — с точки зрения Проекта — совершите легкое служебное нарушение и продемонстрируете готовность руководствоваться собственным мнением, неудивительную для асоциального субъекта. Внизу могут попробовать приобрести вашу лояльность, если они чуть умнее, или надавить на вас, если они чуть глупее.