Это в других обстоятельствах могло вызвать смех.
— Вислобрюхие пожиратели собственной молоди.
А вот это не могло бы.
— Господин начальник участка, к вам это не относится, вы просто идиот, не соответствующий занимаемой, не дергайтесь. А вы, тварьки, слушайте. Вы решили, что вы уже здесь? Что вы тут живете и место это ваше? А тот, кто ломится в иерархию, не зная течений — тот сам себе убийца и все правильно? Хотите быть как они там внизу — по хотению убивать-списывать и не считать, кто умрет? Я могу вам это устроить — дать купол — и ешьте друг друга. Я могу и может быть сделаю. Но зачем мы здесь — вы тоже забыли? Я спрашиваю — забыли?
Сильно поредевшая толпа рабочих — никто из основных виновных не уцелел, из молчавших и бездействовавших тоже почти никого не осталось, — мнется, переминается. Кто-то прижимает подбородки к груди. В основном, это серые комбинезоны — полные граждане. Незаслуженные оскорбления, да такие, за которые убивают. Госпожа Нийе, конечно, была бы счастлива, если бы кто-то из полноправных вышел ей навстречу, вызывая ее в круг поединка, но они молчат. Потому что она — хищник, прирожденный убийца, рассветная смерть… а они невинные и невиноватые, да? Тьфу.
Неполноправные стоят неподвижно, стараясь быть неразличимыми, подставили головы под удар. Им страшно, и что хуже — им стыдно.
Потом, внезапно думаю я, они еще и полюбят ее — за то, что она говорила с ними как с разумными, без разбора прав и статусов. Даже за этот стыд они ее полюбят, потому что это чувство высокоорганизованных разумных, а не массы заменителей механики.
— Допустить аварию — ради чего угодно, даже ради достойной цели — у вас нет семей внизу? Родни? Друзей? Тех, с кем вы работали вместе? Добавьте к тому, что сегодня потеряно, тех, кто не успеет, потому что сегодня нас отбросило на неделю. Или вы уже забыли их всех из-за тех придонных пожирателей падали… Существа в сером, на этот раз я не о вас, а о тех, кто вас сюда послал. Еще не поняли кто вы, с вашим статусом? Вы — мясо, которое бросают хищнику, чтобы с вашей плотью он сожрал яд и издох. Ваше мелководное полноправие имеет здесь только один смысл — сеять раздор. Вы для этого здесь. Тем, кто вас послал, полной железой плевать на вашу работу, ваш статус, вашу лояльность, вашу честь. Вызвать раздор, выделить яд, вот вы зачем, слепой мусор. Вы часть тактики, безумной и губительной. — госпожа Нийе переводит взгляд на «старичков». — Но такая тактика работает только знаете с кем? Знаете, вы? Или сказать?
Она их так размазывала еще некоторое время, пока самые упрямые не перестали сопротивляться. Потом отпустила, а начальника участка перед собой, едва не тычками, погнала обратно в тот зал, где мы сидели. И обрушилась всей силой. Они, должно быть, были знакомы. Может быть, довольно близко.
— Я не знала, что ты такой идиот, Ри! — ну да, точно. — Ты хорошо прикрыл все свои действия. Ты даже персонал в укрытия загнал. Но ты идиот. Жалкая ветошь.
— Что я должен был делать? — надо же, этот разумный совершенно не боится госпожи Нийе, стало быть, неразумный.
— Тащить эту дуру оттуда — за волосы, за уши. Оглушить, если будет цепляться за стены.
— Я собирался, — поднял голову не называемый по полному имени Ри. — Но решил подождать, чтобы было совсем ясно, что она проигнорировала приказ. Она полноправный гражданин и уши у нее…
— Ты болванка полноправная. Тебе природа дала систему раннего предупреждения, а ты — ждать. Дождался?
— И что теперь?
— Ну давай вместе подумаем… — почти урчит госпожа Нийе. — У тебя просто прекрасная безаварийность. Исключительная. За счет чего? За счет организации работ? Работы с персоналом? Технических решений? Нет. За счет того, что ты брюхом чуешь опасность для себя… и чуйку свою натягиваешь на знание слабых мест на твоем участке. Ты не инженер. Ты не начальник. Ты тупое приложение к мягкому чувствительному брюшку! И ты тут угрелся, Ри. Ты начал верить, что чуйка тебя как-нибудь да удержит на плаву.
— Я сам думал, — вдруг сказал начальник участка, — почему я туда сразу не побежал. Я не знаю. Но мне кажется, что я… брюхом чувствовал. Так опасно — и так опасно.
— Это спасибо, — кивнула госпожа Нийе, — я попробую выяснить, что твоему брюху приснилось. А отсюда я тебя снимаю. За служебное несоответствие. Пойдешь на спасательную группу в первый сектор. Им нужна чувствительная аппаратура.
Они стояли, двое высоких и чем-то похожих — с пышными растрепанными волосами, только у одного грива была цвета снега и льда, а у другой — в тонах цветов и сумерек; с обожженными нездешним холодом лицами, а я смотрел и думал: госпожа Нийе состоит из секретов и тайн. В личном деле есть все про этого белобрысого, но нет ни слова о том, как они познакомились и почему она называет его дружеским именем, а он ее совершенно не боится. Может быть, он ее любовник? Мысль была странной — здесь с этим как-то… не получалось. Плохое время, плохое место. Все, кроме работы и выживания, откладывалось на потом. Но какое «потом» могло быть у белобрысого? Может быть, он здесь с самого совершеннолетия, с финальных тестов.