Я ему поверил: от моего пассажира полыхнуло такими эмоциями, что у меня горло перехватило и едва слезы на глазах не выступили. Интересно, проверял ли его кто-то на долю потенциала сенсов? Непохоже, а то не прошел бы.
И свалился бы сюда еще многие годы назад, подумал я. Это было… смешно. Смешная мысль. Он бы свалился, а мы бы взорвали, и опять быть ему вождем.
Когда я пересказал свое рассуждение вслух, мы долго смеялись уже вместе. А когда нас все-таки откопали, и пару декад спустя Старик велел мне дать «хорошо сделанному», личные клятвы, я не отказывался. Удлиненное имя: Раэн Лаи Энтайо-Къерэн-до — звучало тяжело, но становиться Къерэн-до, вассалом Медного дома, я не хотел. Если у меня когда-нибудь будут потомки, если им предложат высокую честь, пусть сами решают.
Против личного вассалитета я не был. После той аварии имя «хорошо сделанного» мне не давило на горло, да и хорошее это было имя, с нужным смыслом: то, что по ту сторону перевала, заслуженная часть долгого пути. Мне теперь было понятно, что делает Старик. Он не просто строит мост между двумя Домами — большим и маленьким, нашим. Он создает руководителя, который сможет объединить оба Дома в один, новый, когда Старик умрет. Об этом не хотелось думать, но что поделать: Старику и сейчас невесть сколько, а последние годы много у него отняли. Мне думать не хочется, а он — обязан. Старику я не давал клятв — в тот единственный раз, когда я очень этого хотел, он хоть и мягко, но отказал, а потом необходимости не было.
От госпожи Нийе я ждал каких-то слов и дождался неожиданных, брошенных походя: «Молодец, только соображаешь медленно.»
Как выяснилось потом, я соображал не медленно, а вообще никак.
Когда ты входишь в новый мир, как в воду. В чужую и чуждую, по скользким булыжникам, обросшим водорослями. Когда ты спускаешься все глубже и глубже в мутную голубую тьму стоячего пруда, а под босой ступней неровный, неритмичный, то слишком гладкий, то внезапно и болезненно острый камень.
Когда у тебя за спиной ревет пламя пожара. Когда оно вылизывает спину шершавым языком горячего воздуха. Когда на краю пруда вода вскипает от жара, и пузыри проступают на твоей собственной спине, а искры и уголья с шипением ложатся на мокрую кожу.
Когда ты идешь не один, а первым — и поэтому не можешь медлить, торопиться и рисковать. Когда ты прокладываешь путь для тех, кто слабее и ниже ростом, больше боится воды и огня, для тех, кто не приучен бороться с паникой и для тех, кто готов встать на чужие плечи.
Как мало в тот миг значит, с каким запасом прочности тебя создали, как хорошо тебя выучили, как ты постарался стать способным на этот путь.
Как мало ты готов к тому, чтобы ощутить босой стопой, мягким внутренним сводом: ты идешь не по скользким камням, не по вязкой глине. Острое, впивающееся в плоть, липкое, проскальзывающее под ногой — черепа и кости.
Тебе останется лишь идти и вести, и уповать на то, что другой обнаруживший — промолчит.
О том, что это было, ты скажешь потом. Потому что слова рвутся из горла.
Или не скажешь вообще. Потому что слова не принесут очищения.
Как много будет значить для тебя тот, кто просто услышит сам. Даже пришедший с обвинением.
Родство по этому упреку ближе даже родства по этому пути.
Прошел последний день перемещений через «дырку». Традиционно, потеряв несколько ботов-пробников, мы сделали вывод, что сезон закрыт и устроили по этому поводу небольшое празднование — точнее, просто день отдыха для всех, кроме дежурных спасателей и прочих невезучих.
К концу этого дня — я воспользовался правом мелкого начальника и не дежурил, а отправился под купол к знакомым, — к нам влетела их соседка и потащила всех к большому проектору, рассказывая о каком-то важном заявлении на всю планету. Я насторожился, поскольку ровным счетом ничего об этом не знал. Значит, либо большое происшествие случилось только что, либо что-то, что давно заваривалось, вскипело и плеснуло через край. Я же давно ждал беды. Я же…
Мне и в голову прийти не могло — как известно, она как была забита всяким хламом два десятка лет назад, так и поныне пребывает, — что беда может выглядеть так: Старик объяснял, что они с коллегой, главным инженером, считают обязанными принять на себя ответственность за все нарушения закона, допущенные Проектом, и сложить с себя полномочия, передав их достойному преемнику. Построена речь была и по правилам Домов, и так, что понятно было любому внедомовому: приняв на себя груз ошибок, передать инструменты правления не запятнанными, и так далее, и так далее… четко и красиво, в общем.