Я знаю, что в последние дни своей жизни он читал поэму Пушкина «Борис Годунов». Раскрытая книга так и осталась лежать на столе… Умный, добрый, интеллигентный человек. Любил цветы и классическую музыку. Дома частенько напевал арии из опер. У дедушки был очень приятный голос. А миротворец какой он был… Всех мирил. С любой бедой к нему — утешит, растолкует, успокоит, пошутит. Большой шутник был.
Построил дом, в котором прошли детство и юность его детей и внуков. Вырастил сад.
Дедушка прошёл всю войну, воевал от начала и до конца. А на фронт ушёл добровольцем.
Здоровье и телосложение имел слабое, а сильным-то каким оказался, сильным духом. Только сейчас начинаешь понимать, что значит уйти на войну добровольцем, не имея ни малейшей надежды на возвращение, оставив без своей защиты самых близких тебе людей — жену и дочь. А ведь мог бы, занимая руководящую должность, продолжать честно выполнять свою работу в тылу.
Когда мне рассказывали о том, как дедушка уходил на фронт, меня потряс один эпизод. Он попросил благословения у своей старенькой матери. Значит, будучи членом компартии, насаждавшей атеизм, он где-то в тайниках своей души всё-таки хранил твёрдую и истинную веру в Бога.
В детстве мы с моей младшей сестрёнкой часто перебирали старые открытки — наши семейные реликвии, среди них фронтовые. Непонятно почему, но мне особенно нравилась одна из них — на тонкой бумаге с блеклым рисунком и с напечатанными под ним стихами Михаила Исаковского «Ой, туманы мои, растуманы». Позднее, когда я выучилась читать и поняла, что это слова военной песни, часто мурлыкала её себе под нос:
Ой, туманы мои, растуманы,
Ой, родные поля и луга.
Уходили в поход партизаны,
Уходили в поход на врага…
На открытке почтовый штемпель — полевая почта № 1722, март 1943 года. Я знаю — это был Сталинград. Написанное дедушкиной рукой адресовано дочери моей маме: «Здравствуй, Галка. Целую тебя, а также маму. Открытку твою получил, спасибо. Живу ничего, снаряды сыпятся как горох, только крякают, аж в ушах звенит. От Жени получил открытку из г. Свердловска с дороги…»
Единственный сын моих дедушки и бабушки погиб под Ленинградом 17 июня 1944 года.
IV
. Ты где, снежок? (стихи для детей)
Снежок
Малыш зажал в руке снежок,
И сразу капельки снаружи
Стекают вниз на сапожок.
Ты где, снежок?
В ладошке — лужа.
В ванной
У Андрюшки на макушке
Светлый хохолок.
Он купал в реке игрушки
И насквозь промок.
И повесили над ванной
Зайчика и мишку.
И Андрюшкину рубашку,
И его штанишки.
Не живется без хлопот
Бедной бабе Ане.
Хорошо купались в речке,
А не в океане.
Гриб
В маленькой ладошке
Уместился гриб.
К тёмно-бурой шляпке
Жёлтый лист прилип.
В книжке, на картинке,
Он совсем другой…
В удивленье бровки
Вскинуты дугой.
С настоящей ножкой,
Шляпкой-головой.
Шепчет нежно дочка:
«Мама он живой!»
Синичка
Прилетела в сад синичка,
Желтобокая птичка.
На головке шапка чёрная,
Сама весёлая, проворная.
Видит на кормушке сало.
Покосилась, поклевала.
На окошко кошка села.
Птичка пырх — и улетела.
Мурка
Мурка лапкой носик моет
И глядит на воробья:
«Чивчик весел и доволен,
Но тебя поймаю я».
Сон
Закрываются глаза,
Сковывает сон.
Маше снится стрекоза
И огромный слон.
А в дому — тишина.
Тикают часы.
Улыбается кот плюшевый
В усы.
И игрушки все спят,
Только он не спит.
Он, оставленный хозяйкой,
Мышку сторожит.
Холодное лето
Поймали лета крошку в ладошку,
Насыпали в пригоршню горошку
И покупались в речке немножко,
И побродили лунной дорожкой.
Берёзка и Ксюшка
Позабыты игрушки,
И красавица Ксюшка
Примеряет серёжки
От берёзки на ушки.
Две весёлых подружки
Стоят у дорожки,
И звенят у обеих
В косичках серёжки.
Девочкам Ананьевым
Две девочки-сестрички,