Но…
Все прекращается. И я помимо нестерпимый боли в грудной клетке чувствую шевеления Юнии.
Отлепляю ее от себя, чтобы осмотреть. Морщусь при виде крови на лице. Шумно втягиваю воздух. Отстегиваю ремни. Начинаю ощупывать.
– Я в порядке… – толкает она, когда я уже сам в этом убеждаюсь, проинспектировать каждую часть ее тела, даже ноги.
Притянув обратно, с надрывом обнимаю. Грудь резко сокращается, как ни пытаюсь сдержать эмоции.
Из динамиков расходятся звуки входящего вызова. А я все давлю Ю на себя, в себя… Не могу ее отпустить!
– Ответь… – шепчет она между всхлипами.
Отвечаю, когда вижу на экране емкое «Папа».
– Слушаю, – стараюсь, чтобы голос звучал ровно, но лишние вибрации все же прорываются.
– Господи, Ян… – вздыхает отец с явным облегчением. – Ты в порядке, сынок?
– Да… Вполне.
– Минуту назад мне позвонили с незнакомого номера. Поступили угрозы на твой счет. Будь осторожен.
– Филатовы? – туго соображаю, о чем речь.
Перехватывая изумленный взгляд Юнии, только моргаю.
– Нет. Не они, – тяжело заверяет отец.
– Кто тогда?
– Тот, кому сильно не понравилось мое освобождение.
Совершая натужный вдох, оторопело смотрю на бредущих к нам с трассы людей.
– Эм… Пап, – нервно облизывая губы, суматошно провожу ладонью по лицу. – Кажется, нам нужна твоя помощь. Прямо сейчас.
– Продолжай.
– Полиция, скорая, эвакуатор, – перечисляю сухо. – Геолокацию сейчас скину.
68
Какой еще рецидив?
– Я сейчас выйду. Хочу осмотреть машину. Да и нужно сказать всем, кто остановился, что помощь уже едет, – озвучивает Нечаев тем же хладнокровным тоном, которым секунду назад общался с отцом.
Эта серьезность пугает. Лишает возможности говорить. Заставляет цепенеть.
Пока Ян тянется к заднему сиденью за пледом, дышу через раз.
– Укутайся и сиди тихо, – инструктирует так же сдержанно. Только теперь замечаю, что через дыру в крышке багажника в салон со свистом врывается морозный воздух и залетают крупинки снега. Охотно принимаю плед, хотя еще не знаю, смогу ли самостоятельно в него завернуться. Кисти мало того что скручены от холода и подвержены дрожи, так еще в крови из-за мелких порезов. Все происходило так быстро, что в процессе не ощущалось, куда летели осколки. Сейчас я чувствую острую и колючую крошку в волосах, под курткой и даже под свитером. Стоит пошевелиться, они осыпаются ниже, задерживаются под топом и ранят кожу. – Оставайся внутри до приезда полиции или скорой, поняла?
Странное указание.
Но куда более впечатляющим является суровый взгляд Яна. Не смею ослушаться. Киваю и с трудом двигаю губами, когда он наклоняется, чтобы поцеловать.
Характерный будоражащий Нечаевский букет с привкусом соли и металла – последнее, что я улавливаю.
Настойчивый, пронзительный, чрезвычайно чувственный, отличительно болезненный и вместе с тем оглушающе мощный, темный и необузданный взгляд – последнее, что принимаю.
Удушающая скованность в груди и адское сокращение разорванного сердца – последнее, что чувствую.
А потом… Ян уходит, не оглядываясь.
Выбравшись из машины, ничего он не осматривает. Сразу же шагает, рассекая сугробы, навстречу двум темным фигурам.
Отчего-то мне кажется важным услышать их разговор. Но даже застопорив дыхательную функцию, не разбираю ни слова. Один из мужчин – который постарше, с пепельной головой – между какими-то фразами указывает на разбитый Икс[22] Яна. Он, не оборачиваясь, мотает головой.
Тот же седой отводит полу пальто… Не пойму, что именно демонстрирует. Мне видна лишь черная водолазка. Нечаев взгляд опускает, кивает.
– Не здесь, – удается уловить через мгновение. И все равно кажется, что додумываю. Воображаю голос Яна в своей голове. Но если так… Слова, которые он говорит, звучат неуместно: – …Просто девчонка… Левая…
Еще два коротких, похожих на матерные, слова… И все трое идут к трассе.
Я судорожно вдыхаю, со всхлипами выдыхаю, заставляю себя завернуться в плед, смотрю на дорогу и с немым потрясением прослеживаю то, как Ян спокойно садится в чужую машину… Слезы начинают бежать по щекам гораздо позже того момента, когда автомобиль трогается с места и уезжает.
Не понимаю, что происходит.