В реальности ведь о таком рассказывать стыдно.
– Я знаю свою дочь. Она бы не согласилась, – долбит мама уже перед следователем.
А я и голову поднять стесняюсь. Растираю ладони, скребу запястья ногтями, незаметно раздираю.
– Погоди, Лера. Я должен услышать пострадавшую, – тормозит опер холодным и суровым тоном. Почему у них у всех такие безразличные голоса? И это еще какой-то мамин знакомый. – Юния, ответь, пожалуйста, на мои вопросы.
И глаза… Почему у этих взрослых такие пустые глаза? Мне приходится в них смотреть. А я не могу. Снова опускаю взгляд.
– Ян Нечаев увез тебя из дома силой?
– Нет, – шепчу, едва слышно.
– Да он ей голову задурил!
– Уймись, – одергивает маму следователь. – Иначе мне придется проводить тебя в коридор.
– Молчу.
– Значит, ты по собственной воле села к нему в машину?
– Да… Я сбежала из дома… С ним…
– И куда вы отправились?
Я не знаю, что можно говорить, чтобы не сделать хуже.
Но не молчать же… Нужно что-то отвечать.
– В охотничий домик его отца… – шепчу так тихо, словно надеюсь, что меня не услышат.
– И где этот домик находится?
– Я не знаю… – вру в растерянности. – Мы ехали по киевской трассе, потом сворачивали… Не знаю, в каком районе точно…
– Хорошо, – в голосе следователя звучит недоверие. А может, я просто себя накручиваю. – Этот парень тебя к чему-то принуждал? В частности, к интимной близости?
– Нет! – выпаливаю возмущенно, раскрасневшись от стыда и гнева.
– Да она его боится просто! Разве не видно? Смотри, как дрожит, – тут же влезает мама. – Юня, этому дяде можешь говорить все, как есть. Скажи, милая, ты испугалась, правда? Боялась ему отказать?
– Нет же!
– Юня, тебе больше нечего опасаться…
– Нет, мама! Нет! Ян Нечаев никогда ни к чему меня не принуждал!
Этот ответ ей не нравится.
– Почему же сбежал, а? От чего он скрывается?
– Не знаю!
– Даже отец его найти не может! Или это очередное вранье?! Как по-твоему???
– Я не знаю!
– Где он прячется?!
– Я не знаю!!! – выкрикиваю, зажимая ладонями уши.
Больше не могу это слушать. Отворачиваясь, накрываюсь одеялом с головой.
– Видишь, – вздыхает мама. Со слезами еще что-то мямлит. – Она боится. Это можно как-то пришить к делу? Мы должны наказать этого ублюдка!
– Твоя дочь совершеннолетняя, Лер. Если заявления не будет от нее… Сама понимаешь. Я и так пошел тебе и Леше навстречу, приняв заявление о похищении и взявшись искать раньше положенного законом срока.
– Но это ведь рецидив!
– Лера…
– Какой еще рецидив? – выползаю я.
Мама всхлипывает, подтирая платком слезы.
– В девятом классе на Яна Нечаева уже было подано заявление… Об изнасиловании. Но от девушки благополучно откупились, дело замяли. Об этом я и пыталась тебе сказать, когда ты убегала с ним! – выпаливает расстроенно. Следователь в поддержку ей кивает. – Ты не знаешь, что этот парень собой представляет. Ты и понятия не имеешь, дочь.
69
Простите меня…
В больнице я провожу две недели. Две недели ада.
Бушующего. Жуткого. Бесконечного.
Ян… Мой сильный и нежный, надежный и смелый, прямой и откровенный Ян… Шок, но дни идут, а он не удосуживается даже сообщение прислать.
Выпросила у мамы телефон лишь ради этого. Но Нечаев молчит. Сама не знаю, что написать. Столько всего произошло! Как это облечь в слова? Невозможно.
Первое время вполне уверенно жду, что появится. Это же Ян. Он не может не прийти. Живу мыслью о том, как обнимет, и я все забуду. Клянусь, я все забуду! А с родителями Нечаев найдет, как объясниться. Убеждена, что опровергнет весь тот ужас, который обрушила на нас мама.
До последнего грею душу надеждой, что не все потеряно. Ничего не может быть потеряно!
Ведь Ян любил… Говорил, что любит. Говорил же! Много раз.
А как смотрел? Словно никого роднее меня нет.
Как обнимал? Будто отпускать ни на миг не хотел.