Выбрать главу
25

Давай поиграем, говорит Дюк, давай поиграем во что-нибудь интересное. Поиграем в Моби Дика. Ты кем будешь, Ахавом, Измаилом, Квикегом или китом? Я Цетология, глава об анатомических особенностях китов, говорю я. Так не бывает, говорит Дюк. Конечно, он прав. Он стоит рядом со мной у руля. Свинцово-серое тяжелое море. Птичьи силуэты фрегатов на свинцово-сером небе. Корабль сильно качает, он наклоняется влево, то есть, если я правильно помню, получает крен на левый борт. Корабль борется с морем, Дюк борется с рулем. Тяжелый руль из гладкого темного дерева. У воздуха мокрый соленый привкус. На бак налетает огромная волна, потом еще одна. В воздухе соленая белая пена. Шквал заваливает корабль на борт, но он тут же выправляется. Нос тяжело разрубает море. Дюк держит руль. Я крепко держусь за что-то, чтобы не упасть. Итак, ты Ахав, насколько я понимаю, говорю я Дюку, потому что я вижу: ему кажется, что Ахав подходит ему больше всех. Где твоя деревянная нога, спрашиваю я. Нет, говорит Дюк, я Дюк. Ты Ахав, а я просто твой личный матрос или что-то в этом роде. Эй, сир. Он ухмыляется. Возможно, он прав. Теперь Док смотрит серьезно и передает руль мне. Я кладу руки на гладкое темное дерево. На дереве соль, края покрыты белой коркой. На моей деревянной ноге, наверное, тоже покрытые белой коркой края, при случае надо будет посмотреть, но сейчас я не могу, я должен держать руль. Такое ощущение, что руль живой. Но это только море, которое напоминает о себе через руль. Я ощущаю также корабль, и корабль в море, и ветер в парусах корабля в море. Такая сила, такая мощь. Я чувствую ветер в парусах, он терзает корабль, но корабль накренился и проскальзывает между ветром и морем. Ванты стонут от одной только мысли об этом. И переборки стонут, всё в движении, всё гнется и покоряется. Я тоже покоряюсь. Во рту и на коже соленый воздух. Дюк стоит где-то рядом со мной. Я держу руль. Руль живой, корабль тоже. Волна налетает на нос и обдает нос белой пеной. Другая волна высоко приподнимает корабль и бросает его обратно. Громкий ветер в ушах, он треплет мои волосы и все, что от меня осталось. Вокруг нас сплошное серое море. И серый ветер. И корабль. Море и ветер встречаются на нашем корабле и сливаются в моем руле. Я держу руль. Море и ветер и я. Море и ветер сливаются во мне и пролетают сквозь меня, а я покорно скольжу вместе с нашим кораблем между ними. Соленые переборки и соленые снасти скрипят и стонут. В «вороньем гнезде» никого нет, говорит Дюк. Дюк стоит возле меня. Он за что-то держится, чтобы не упасть. Мне все равно, говорю я, как раз сейчас у меня другие проблемы, например четыре элемента бытия. Но ведь кто-то должен смотреть, говорит Дюк. Из-за кита. Ты же сам знаешь. Он прав. В этом он прав. Кит. Я знаю. Порыв ветра наклоняет корабль, и он ложится на волны, как будто решил поспать, но я держу руль, и корабль со стоном выпрямляется. Кит, говорит Дюк; знаю, говорю я, ладно, я иду. Иду я, говорит Дюк, кто, в конце концов, здесь матрос. Главное, чтобы мы снова не охотились на клопов, говорит он. Откуда это? «Чужие-II», говорю я. Огромная волна захлестывает корму, и мне в лицо летит белая пена. Соленая, думаю я. Теперь уже Дюк не стоит рядом. Он хватается за гладкий деревянный релинг с наветренной стороны. С подветренной стороны пенится серое морс. Мой гарпун, думаю я. Дюк возле мачты. Полез по вантам. Ванты стонут, но это не из-за Дюка, думаю я. Вантам на Дюка просто наплевать. Ветру и морю на Дюка тоже наплевать. И все равно Дюк лезет на ванты. Ветер треплет море, и паруса, и меня, и Дюка. Особенно Дюка. Не надо, Дюк, кричу я, но ветер уносит мои слова далеко-далеко и выпускает их где-то в другом мире. Я хочу добраться до Дюка, но моя деревянная нога скользит по мокрой палубе. И, кроме того, у меня же руль. Корабль падает вниз, в большое серое море, и отряхивается, как мокрый пес. Большой серый мокрый соленый пес. Мы стонем — корабль и я. Воздух мокрый, и серый, и соленый. Дюк где-то наверху среди стонущих вант. Из-за кита. Так и должно быть. Кит. Мне понадобится мой гарпун. Мой гарпун, думаю я. Кит белый. Небо серое.

26

Давай представим себе, что мы заблудились в трущобах, говорит Дюк, это ведь так интересно. А в следующий раз придумаем что-нибудь еще. Я не совсем понял, что ты предлагаешь, говорю я Дюку и не знаю, что я должен себе представить. Пригородные трущобы, говорит Дюк. Я предлагаю наблюдение за пролетариатом и походы в огромные дискотеки. Это можно превратить в экстремальный вид спорта, завести хипповую одежду для походов в огромные дискотеки и разбогатеть на продаже одежды для походов в огромные дискотеки. Но это работа, говорю я, а ты против работы, Дюк. О'кей, говорит Дюк, и все равно давай играть, как будто мы пошли в огромную дискотеку в пригороде. Ты извращенец, говорю я. Да, творит Дюк. Он стоит рядом со мной у зеркала и красится. Я тоже крашусь, наверное, я тоже извращенец, или, по крайней мере, болезненно любопытен. Дюк еще больше высветляет себе лицо и явно пытается стать вампиром, что я проницательно замечаю по его пластиковым клыкам. Дракула давно вышел из моды, Дюк, говорю я. Да, правда, говорит Дюк и шипит на свое отражение. Я похож на Гэри Олдмэна? Ты вылитая сестра Кристофера Ли, говорю я. Завидуешь, завидуешь, говорит Дюк и что-то весело напевает. Он зажигает сигарету, фильтр которой приклеивается к его черной помаде на губах. С тобой никогда не знаешь, что нужно, говорит он. А что, собственно, нужно: квантовая теория, или молочные продукты, или старая рухлядь, или что-то еще? Я не уверен, говорю я Дюку, пока еще я даже не уверен, смогу ли я вообще принять участие в этом пригородно-дискотечном карнавале. Кстати, на мне «Лонг Джон», как говорят профессионалы, это такой нижний комбинезон из ткани в рубчик, с длинными штанинами, длинными рукавами и с застежкой на заднице. Красного цвета. Такое якобы носят ковбои. Но мне трудно представить в таком наряде Клинта Иствуда. К комбинезону я надел еще и ковбойские сапоги. А откуда у тебя эти шмотки, говорит Дюк, ты ведь еще больше извращенец, чем я. Одна женщина подарила, говорю я, которая считала, что этот наряд мне чертовски идет. Женщины еще большие извращенки, чем все мы вместе взятые, говорит Дюк. Сотри белую краску и накрасься красной, тогда мы сможем сказать, что ты Гемоглобин. Карнавальщики из огромных пригородных дискотек считают, что «Гемоглобин» — это такая группа, говорю я, кроме того, красное мне не идет. Какая разница, говорит Дюк и пририсовывает красную кровь на черные губы. Как я выгляжу, спрашивает он. Как человек, который хочет пойти на огромную карнавальную дискотеку в пригороде, отвечаю я. Я мастер маскировки, заявляет Дюк. А ты всего-навсего кровяной шарик в ковбойских сапогах. А ты задница в черной одежде, говорю я. Кстати, о заднице. Сабина говорит, Зоя говорит, ты разбил ей сердце, говорю я. Я же просто так играл, говорит Дюк; ты бессердечный, говорю я; да, говорит Дюк, но тут я не могу ничего поделать; придурь, говорю я. Видишь, говорит Дюк, Зоя меня не заслужила. Пусть найдет себе какого-нибудь