— А спуститься в ресторан вы не могли?
— У нас сегодня нет денег, — скромно сказал Кирилл.
— Я дам вам денег, пойдите поешьте, молодые люди должны хорошо питаться, — сказал Раймон, дал Кириллу денег и пошел нас провожать.
— Извини, — сказал он мне у двери интимно, — я хочу тебя, но Луис часто остается со мной делать любовь и спит здесь, он меня очень любит. Вдруг он неожиданно крепко и взасос поцеловал меня, охватив своими большими губами мои маленькие губы. Что я ощутил? Странно мне было, и какую-то силу ощутил. Но продолжалось это недолго, в гостиной ведь передвигался Себастьян-Луис. Я и Кирилл вышли.
— Позвони мне завтра в двенадцать часов на работу — Кирилл даст тебе телефон. Вместе пообедаем, — сказал Раймон в уменьшающуюся щель.
Внизу в ресторане мы купили себе по огромному длинному куску мяса — вырезки с картофелем. Стоило это очень дорого, но было вкусно и мы наелись. Отягощенные пищей, мы вышли в нью-йоркскую ночь и Кирилл проводил меня до отеля.
— Кирилл, — сказал я шутливо, — Раймон хорош, но ты мне нравишься больше, ты высокий, крупный, опять-таки молодой. Если бы ты еще имел немного денег, мы были бы прекрасная пара.
— К сожалению, Эдичка, меня пока не тянет к мужчинам — может быть, когда-нибудь, — сказал он.
На электронных часах на башне АйБиЭм было два часа ночи.
Назавтра я позвонил ему и мы встретились у него в оффисе. Перебравшись через баррикаду холеных и обезжиренных секретарш, я, наконец, попал в то, конечно, холодное и светлое и просторное, по величине больше, чем холл нашего отеля, помещение, где он делал свой бизнес, вершил свои дела. Он выглядел барином — серый в полоску костюм, галстук с искрой, мы незамедлительно отправились в ближайший же ресторан, находился он на Мэдисон, недалеко от моего отеля.
В ресторане было полным-полно седых и очень приличных дам, были и мужчины, но меньше. Относительно дам я подумал, что каждая из них, очевидно, отправила на тот свет минимум двух мужей. Мы сели рядышком, для меня Раймон заказал салат из авокадо и креветок.
— Я этого блюда есть не могу, — сказал он, — толстеешь от этого, а тебе можно, ты мальчик.
Мальчик подумал про себя, что да, конечно, он мальчик, но если бы продолбить в голове дыру, вынуть ту часть мозга, которая заведует памятью — промыть и прочистить как следует, было бы роскошно. Вот тогда мальчик.
— Что мы будем пить? — осведомился Раймон.
— Если можно — водку, — скромно сказал я и поправил свой черный платок на шее.
Он заказал водку и мне и себе, но они подают ее со льдом, и это не совсем та оказалась водка, которую я ожидал.
Мы ели и беседовали. Салат был изящного тонкого вкуса, блюдо для гурманов, я опять ел с вилкой и ножом — я ем очень ловко, как европеец, и горжусь этим.
Со стороны у нас, конечно же, был вид двух педерастов, хотя он вел себя очень солидно, разве что поглаживал мою руку. Некоторых старых дам мы явно шокировали, и мы на нашем диванчике чувствовали себя как на сцене, сидя под перекрестным огнем взглядов. Как поэту мне было приятно шокировать продубленных жизнью леди. Я люблю внимание любого сорта. Я чувствовал себя в своей тарелке.
Раймон стал рассказывать мне про гибель своего пятнадцатилетнего сына. Мальчик разбился насмерть на мотоцикле, за несколько дней до того купленном втайне от отца. — Он у меня учился в Бостоне, и я не мог проконтролировать эту покупку, — со вздохом сказал Раймон. — После его смерти я поехал в Бостон и пришел там к человеку, который продал ему мотоцикл. Он был черный, и он сказал мне: — Сэр, я очень сочувствую вашему горю. Если бы я знал, что все так будет, я бы никогда не продал мальчику мотоцикл, я бы потребовал у него разрешение от отца. — Очень хороший человек этот черный, — сказал Раймон.
Стараясь отвлечь его от грустных воспоминаний, я спросил о его бывшей жене. Он оживился — видно, это была интересная для него тема.
— Женщины куда грубее мужчин, хотя обычно принято считать обратное. Они жадны, эгоистичны и отвратительны. Я так давно не имел с ними дела, а тут недавно поехал в Вашингтон и после многолетнего перерыва случайно выебал какую-то женщину. О, знаешь, она показалась мне грязной, хотя это была очень красивая, женственная 35-летняя чистоплотная баба. В самой их физиологии, в их менструациях заложена какая-то грязь. — Кирилл сказал мне, что ты очень любил свою жену, и что она очень красивая женщина. Сейчас ты еще переживаешь, конечно, но ты не представляешь, как тебе повезло, что ты избавился от нее, ты поймешь это позднее. Любовь мужчины куда прочнее, и часто пара проходит вместе через всю жизнь. — Тут он вздохнул и отхлебнул водки. Ненадолго задумался.