Итак, братья наши меньшие, крысы и тараканы, смиренно ждали своего триумфа: приспосабливались к человеческим ядам и нечистотам, смеялись над радиацией и бубонной чумой, готовились простить кошкам и птицам их гордыню, презрение и жажду крови... Всё, что угодно, лишь Бы радовать нашего общего Бога, чтобы он больше никогда-никогда не плакал от боли и одиночества...
Бог подарил Людям Любовь, чтобы они больше не страдали и не терзали ближних, но Люди продолжали всё это делать с ещё большим размахом и пафосом, теперь уже во имя Любви. Человек, научившись лгать, придумывал изящные оправдания своих преступлений, газеты и ТВ преподносили любую подлость, как высший подвиг. Любовь стала козлом отпущения.
«Меня никто не любит!» - кричал маньяк в зале суда. Присяжные с прокурором оплакивали не жертв, а убийц и самих себя. Суд превращался в фарс, а в мягком приговоре звучали нотки одобрения...
Джек много лет набивал своё тело на спаррингах, а душу в постелях чужих жён. Джек не чувствовал боль ни душой, ни телом: так было нужно, чтобы выжить, не став самому палачом. Циничная презрительная улыбка в Сан-Франциско, да и во всём прогнившем мире, стала идеальной защитой от нападения Человека на Человека.
Нам пришлось платить за эту мнимую безопасность дружбой с внутренним врагом — Одиночеством. Наш верный сторожевой пёс в полночь превращался в голодного волка: грыз наши глотки и убегал обратно в тёмный лес. Мы онемели: не можем больше петь, молиться, разговаривать. Как ребёнок, которого никто не слышит, ломающий в истерике игрушки, мы сокрушаемся и крушим жизни, свои и чужие, потому что игрались с ними без правил...
Зато дантисты разбогатели: пустые белоснежные улыбки стали бестселлером, национальной идеей, пресловутой Американской мечтой, в которую уверовали все, кроме истинных американцев. Джек был одним из последних еретиков, могиканин своего рода, он не смотрел телевизор, потому что не верил его рекламным смайлам.
Глава 3
Non occides!
Джек заболел алекситимией в раннем возрасте, семи лет от роду, когда его блудный отец, жиголо Джон Гриффит Чейни-старший, красиво погиб в сицилийском поединке за долги перед Господом и увлечение чужими жёнами. Все подробности вы узнаете чуть позже. Я ещё не готов писать о грустном...
Даже знакомство секс-легенды Сан-Франциско с будущей Матерью Джека состоялось в городской больничке, куда Гриф попал с парой сломанных рёбер и ножевым ранением, после не первой и не последней уличной драки. Костоломы были несказанно благодарны Гриффиту Чейни за то, что он им регулярно дарил возможность срубить деньжат и отработать коронный хук слева. Они били его на совесть, но с уважением: не унижали, не калечили, вызывали врачей, угощали выпивкой при встрече, хвастались друг другу пропущенными от Грифа контратаками. Суровые ирландские мужчины придумали свою игру, которая позволяла всем игрокам выживать в нищих кварталах и мирно общаться несмотря на то, что одни догоняли и били, другой убегал и отбивался, как минимум раз в неделю. У этой игры со временем сформировались строгие правила и кодекс чести. А сам Джон Гриффит, названный его боксёрским промоутером Малышом Джоном, умел держать удар, ведь улицы Сан-Франциско не прощают слабаков и плакс.
Ирландцы сначала вежливо здоровались: называли заказчика, вину, степень нанесения побоев и долю Грифа. Чаще всего причиной драки становилось прелюбодейство Грифа с какой-нибудь Бетти или Пегги, или с двумя одновременно. Их папочка, слащавый лавочник с полузабытыми еврейскими корнями, не мог защитить честь семьи своими силами, а ирландские дешёвые пабы кишели безработными крепышами, которые не отличались брезгливостью и ханжеством обычных американцев.
Но нашумевшая в прессе «Бойня в день Святого Валентина» научила выживших ирландцев держаться вместе и поддерживать друг друга, даже если они оказывались по разные стороны баррикад. Власть ирландских общин укрепилась фанатичным католицизмом, 10 Заповедей Господних были дополнены Пасторами для оправдания и поддержки ИРА. Например, заповедь «Не убий» отныне звучала, как «Не убий ирландца», ну и так далее...
Итак, Джон Гриффит Чейни бодро подошёл к столу администратора недавно открывшейся бесплатной клиники Хайт-Эшбери, бравируя своими гематомами, как орденами за мужество, и опухшими губами вполне внятно произнёс:
- Я, Джон Гриффит Чейни, миссис Флора Веллман, у вас уже есть моя карточка, я сюда частенько в гости забегал.
- Можно просто Флора, и вообще-то я мисс, мне знакомо ваше имя. Неужели вы тот самый писатель, которого я обожала читать в детстве? А роман «Мартин Иден» доводил меня до слёз!