Семейная парочка шепеляво улыбнулась, довольная непонятным ответом, и укатила прочь. Свежий от дождя воздух Пост-стрит испортился выгорающим в их третьем цилиндре машинным маслом.
- Офицер Роуз, вы ждёте ребёнка? - вежливо поинтересовался Вула.- Нет, Скуби! - ответила напуганная лесбиянка, хлопая длинными ресничками.Вула перебросил револьвер в левую лапу, поймал Роуз на вдохе и врезал миги кидзами-цки в живот (выше не дотянулся!).
- Вула, хватит! Ты станешь Буджумом! - я никогда не видел своего пёсика таким злым.- Она назвала меня Скуби! - запричитал рыжий бесёнок.- Кто-нибудь вызовет подмогу и вас расстреляют! - предупредила меня Эмили.- А вас уволят с работы за то, что не смогли справиться с двумя бродяжками. И за то, что спите вместе, не ка-ак сестрички-и! - я решил быстро переиграть патовую ситуёвину, пока наши с Вулой флажки не упали.- Один из бродяг пёс, щенок ещё! - засмеялся Вула.- Предлагаю компромисс! Мы вас освободим, вы нас арестуете за бродяжничество и отвезёте в участок! - я придумал новую игру.- Но сначала я хочу два хот-дога! - добавил Вула.- И Пепси-колу, пожалуйста! - меня мучила жажда.- А ещё вы будете петь «Imagine» Джона Леннона по дороге в участок, а мы вам подыграем на бутылках.- Патрульный экипаж Роуз! Почему не выходите на связь? У вас всё в порядке! - спросил по рации сонный голос диспетчера.- Всё ништяк — везём бродяг! - Вула был в ударе, подделывая нежный голос Эм.- А с вами весело, придурки! - девчонки наконец-то перестали нас бояться.Итак, мы поехали в участок с хот-догами и колой на заднем сидении патрульного автомобиля, но без наручников. Мы почти больше не сердились друг на друга. Конфликт был исчерпан.
- В полицейской академии Сан-Хосе всем курсантам внушают, что бродяги — враги США! - объяснил я Вуле.- Не понял! А когда мы петь начнём? - заворчал Ву.И мы запели: кто как мог и кто как помнил мою любимую песню. Я свистел в бутылку, пытаясь поймать ритм. Мы даже задержались на полицейском паркинге, чтобы допеть куплет. Потом барышни с пушками нас передали дежурному копу для оформления и ушли писать рапорт. Их смена близилась к концу, а этот роман слегка завис из-за моей полной опустошённости и нерешительности. Я должен был заглянуть в глаза маленькому Джеку, но боялся угрызений (мать её!) СОВЕСТИ.
По счастливой случайности мы попали в отделение полиции На Третьей-стрит, к доброму дежурному офицеру Томасу Хони, он же Жирный Том, Медок и Пчёлка.
- Ваши документы, сэр? - вежливо попросил Медовый Том.- Но я бедняк, и у меня лишь грёзы! - процитировал я Уильяма Батлера Йейтса.- А что такое «грёзы»? - серьёзно спросил Том.- Это когда сильно хочешь как-следует просраться, но ни фига не выходит! - предложил своё толкование Вула. А ведь так оно и есть!- О боги! - обрадовался Том. - Ребята про вас много говорят! Я сразу понял, что это правда! Сейчас их позову, смотрите пока телек! - Том бросился к двери, нарушая все уставы мира. Он даже забыл включить нам телевизор.Вула спёр ключи со стенда и открыл дверь камеры, в которой чалились Честные Девушки.
- Краса-авчи-ик! Мы никуда не пойдём: нас поколотит сутенёр Чико за то, что попались! Уж лучше тут отсидеться! - грустно улыбаясь, сказала Мэри-Какао.- А вдруг передумаешь? - Вула повесил ключи обратно, а дверь не запер.Услышав шаги в коридоре за стеной, мы заскочили в клетку Жриц Любви, чтобы не подставить доброго Тома. Вула заметил на стенде фоторобот серийного убийцы Зодиака и закричал:
- Я видел этого парня! Он коп!Ты что-то путаешь, Рыжик! Копы людей не мочат! - пошутили проститутки.Тут вместе с Томом заскочили наши старые друзья: Джонс и Уоллес.
- Здорово, парни! Посидите пока здесь! Когда наш главный кусок дерьма закончит ночную проверку и свалит отсюда в зад, мы прикинем, как вас вытащить!- Спасибо, чувак! - обрадовался Вула.- А ещё нужно отдубасить сутенёра Чико, чтобы он кисок не обижал! - напомнил я.- Мы сами об этом думали! Всё руки не доходят! - согласился Джонс, наш чернокожий брат по разуму.Вулу мясом не корми, дай только благодарных слушателей женского пола! Он встал на задние лапы и принялся читать стихи, усердно виляя хвостом (обоими хвостами!):
A la John Lennon
Стану тоньше, чище и светлее, Лягу ночью мартовской попозже. Отпусти стихи мои мне, Боже, Где свеча от покаянья тлеет. Помоги, Господь, мне стать добрее. Я усну, наплакавшись под утро. Слёзы в тишине дождём падут на Пыль стихов о вымокшем апреле. Новый май припрётся тридцать третьим. От любви Твоей мне станет жарко. В реверансах тонкой ножкой шаркай: Согрешим, покаемся, ответим… Едкий дым пожарища клубится. Твои очи – чары Василиска. Я дурак, я подошёл так близко, Потому тоска моя убийца. Я грущу: по вторникам и средам, Четвергам, по пятницам, субботам, А душа стихов холодным потом Окропит бумагу, будто бредом. Я поэт Сенекам и Софоклам, Ты стройна на зависть кипарисам. Дочитай же крик души по лицам, Распиши же зов любви по окнам. Поклоняюсь, как на фреске Гойя! Отвечай на мой один вопрос Ты: Хочешь ли помять со мною простынь Перед тем, как мир казнит изгоя? Кошки вышли на весенний пленум Обсудить границы по-техасски. Я пою луне собакой хаски О любви к Тебе, A la John Lennon.