- Но ты ведь Ося-Нокаут? - удивился я.
- Для друзей Нокаут, для врагов — Палач! - отмахнулся Иосиф. - На чём я остановился? Ах, да! Стефани, моя бывшая шлюха, посмотрела на меня и побледнела! Я, как ни в чём не бывало, отсалютовал ей бокалом мартини с двумя гигантскими оливками. Она расплакалась и убежала в гримёрку, бросив песенку и развратные па на середине. Директор клуба возмущённо заорал ей вслед, а пьяная публика засвистела на разные лады. А в гримёрке экс-королеву бала ждали семь отборных свежих роз, тридцать однодолларовых монет и вот эти стихи:
Авель
Вместо сердца нёс рубин И когда-то звался Авель, Ныне - пыльный, кислый щавель: Не люблю и не любим. Снова устремился ввысь; Дождь хлестал из туч-артерий. Отыщу Тебя в партере, Позови и отзовись. Подарю Тебе Vichy, Я не пил часа четыре. Не забыл Твои черты ли? Дочитай и напиши. Вместо памяти коралл. Слёзы-кляксы мажут строки. Хоть года разлуки строги, Не судил и не карал. Вышла собирать листву Осень, в золотой гербарий. Я завис в каком-то баре: Выбирал одну из двух. Я накинул старый плащ. То ли звук такой у сов есть, Может ныла чья-то совесть? Раздавался детский плач. Захрустел листвы настил, Я вернулся в город тайно. Как дела, правнучка Кайна? Не виню, но не простил...
. - Одна из моих полоумных фанаток, скорее всего рыженькая официантка, нацарапала ножом на угловом столике: «Здесь был Палач!». Я дописал ниже: «Мир праху его!» Теперь всё! С Бухенвальдом покончено! - Иосиф вытер губы платком.
- Но с Бухенвальдом было покончено ещё в 45-ом? - я ничего не понимал и даже вспотел от напряжения.
- Дурачок! - усмехнулся Иосиф. - Любая система, где человек подавляет человека, ничем не лучше того Бухенвальда! Считай, брат-близнец, мать его!
- То есть, наша демократическая система - это тот же Бухенвальд! Просто дерьмо спрятали под блестящими фантиками рекламных улыбок? - я начинал понимать мысли Иосифа.
- Молоток! Тебе десять баллов за сообразительность! - Ося был доволен моей догадливостью.
- А почему Палач? Ты ведь добрый! - я пытался защитить своего друга от его собственной совести.
- Потому что я щедро раздавал обеими руками не хлеб, а свинец. Я клялся себе, что это липкое от крови дельце будет последним. Но на место одного убитого врага приходили десять новых. Они угрожали моему последнему осколку Рая по имени Флорентина и её цветочному магазинчику, в котором она была счастлива. Цветы, кошки и собаки заменили Фло детей и внуков. Я не мог сойти с пробега, пока не увидел той ночью сонного Агостино в Плимуте Барракуда. Он варился в этом дерьме, как и все мы, но оставался святым, несмотря на свой гомосексуализм. Он был выше и чище наших болот, как цветок водяной лилии, или лотоса. Он левитировал в беличьем колесе преступного мира Сан-Франциско.
- Иосиф! Ты не убийца! Поверь мне: я встречал убийц в обоих мирах! Ты - солдат! - я пожалел, что тутовая водка слишком рано закончилась, не успев толком начаться, как всё хорошее...
- Я не вижу разницы! - Ося пожал плечами и протянул мне сигару из личных запасов.
- У солдата есть совесть, жалость, чувство вины и ответственности за свои дела, а убийце на всё насрать! - я бы по праву гордился своим другом, даже если бы он стал моим врагом.
- Ладно! Буду солдатом: лишь бы Фло никогда больше не огорчать! - Иосиф задумался. - Слушай, поэт! А что ты скажешь Господу, когда настанет время Его Суда?
- Так вот почему тебя назвали «Нокаутом»! Ты умеешь застать врасплох! - я тянул время, чтобы подумать.
- А ну не увиливай, Лисёнок! - Иосиф меня раскусил, как бурундук фисташку.
- Ося! Я, впервые в жизни, не пророню ни слова! У меня появится куча адвокатов: мои мысли, чувства, поступки, стихи, проза, близкие! Ты будешь говорить за меня с этих самых страниц! - я был уверен, что меня оправдают даже за ересь и богохульство.
- Когда я умру, ты тоже замолви за меня пару слов перед Создателем! - мы обменялись крепким рукопожатием двух воинствующих поэтов или пишущих солдат...
Тоненькие детские ручки легли на мои усталые плечи ближе к вечеру. Мне даже не пришлось обернуться: я сразу узнал главного героя моей книги, Джона Гриффита Чейни-младшего. Ведь дети всегда должны быть самым важным и в этой жизни, и в последующих. Пока они не выросли и не сломали свои крылья взрослыми страхами. Пока они ещё помнят о Высях Небесного Чертога.