Глава 8 Salve, Pater!
- Вставай, Джон Гриффит Чейни, Ты идёшь с нами! У Тебя намечается важная встреча! - голос Иосифа дрожал от волнения. Ведь не каждый же день возвращаешь сыну блудного отца!
- Пошёл ты, папик! Передай Джимми Молчуну, что с деньгами пока туговато. Я всё верну позже.
Проворные ребята Часовщика, называвшие себя «цайтерами», подскочили к Джону, чтобы поучить его манерам, но Иосиф их остановил. Китайцы стояли в стороне с напускным почтением к чужакам. Гриф мигом протрезвел и оценил ситуацию не в свою пользу.
Во-первых, судя по стилю общения и одежды, это не макароны.
Во-вторых, старый хромой коротыш - их крутой босс.
В-третьих, лучше пойти с ними, чем с итальянцами, любопытно же, что им надо. На том и порешили...
Через день мытый, бритый, сытый, трезвый Джон в новом костюме сидел в еврейской кондитерской на Октавия-стрит (любимом месте Джека!) и ждал своего новоиспечённого семилетнего сына, пока «цайтеры» закрывали его спорные вопросы с «усатыми питами».
- Ну ты и сука! - прохрипело Джону ТО, что раньше было его совестью. Джон не стал обижаться за правду. Старик ясно дал понять, что у Джона есть лишь два пути на выбор. Первый: спустя почти восемь лет стать для Джека нормальным отцом, ведь ещё не поздно хоть что-то исправить. Второй: попасть под перо макаронников и сдохнуть в канаве рядом с бездомной собакой, которую утром сбил весёлый молочник на белоснежном грузовике.
- Что я ему скажу? - растерянно спросил совета Джон.
- Ничего не говори! Просто заткнись и слушай! - едва сдерживая раздражение, ответил Иосиф, мечтавший разорвать на клочки идеал Джека, чтобы мальчик при встрече не разочаровался.
После войны, которая, как Вы уже знаете, НИКОГДА не должна повториться, Иосиф не сумел стать таким милостивым, как Бог. Он давно потерял веру в людей и имел на это полное право. В послевоенных Штатах приходилось драться за место под солнцем не меньше, чем в предвоенной Германии. У Иосифа и Флорентины Менгель не было своих детей. Большинство лагерных узников боялись рожать. «Врачи» СС не оставили им никакой надежды на здоровое потомство. Вот почему Ося сердился и негодовал, глядя на беспутных папаш, предавших собственных женщин, сыновей и дочек. Вот почему невинные детские слёзы и грустные мордашки причиняли ему сильную боль. Иосиф винил себя в муках и гибели тысяч бухенвальдских мальчиков и девочек. Ведь только настоящий ЧЕЛОВЕК может поднять бремя чужих грехов и тащить его в гору под градом камней. Иосиф был настоящим... Имя старика в переводе с еврейского означало: «Бог да воздаст». У самого Иосифа были довольно скромные запросы. Он в своё время отказался от славы, власти и денег преступного мира, потому что решил помогать Господу воздавать другим. А хромированный «миротворец-питон», кастет, нож, и «Томми-ган» в багажнике воздавали совсем не то, чего бы хотелось Иосифу и Господу. Ося ушёл от Часовщика, одного из бандитских генералов Сан-Франциско, лидера ОПГ «Unsere Zeit», что по-немецки означало «Наше Время». Но их дружба, проверенная Бухенвальдом и уличными разборками, не угасла.
Итак, ребята Часовщика, они же «цайтеры», они же «уцики», по просьбе Иосифа пасли Джона, чтобы он сдуру не убежал от своего семилетнего сына, Гриффита Чейни-младшего. А за соседним столиком пряталась под свежим номером газеты «Русская жизнь» Елена Орлова, крёстная матушка Джека, его первый Ангел-Хранитель. Иосиф Менгель, второй Ангел-Хранитель, наблюдал за кафе в армейский бинокль из белого Плимута Барракуды, старого трофея эпохи гангстерских междоусобиц.
Джек уже тогда проявлял чудеса изобретательности. Он подкрался к отцу сзади, положил свои ручонки ему на плечи и, как можно бодрее, произнёс: